Перед тем как скрыться среди домов городка, я четыре раза
выстрелил. Каждая пуля вошла в лошадиную голову. Животных было
очень жаль. Но если оставлю их братьям, то не смогу от них
оторваться. Парочка ковбоев очень быстро меня нагонит и доделает
то, что не смогли в банке. А так все шансы спастись на моей
стороне. Генри и Эдвард ни за что не бросят мешки с золотом и
серебром. А с таким грузом меня им даже раненого не догнать.
ГЛАВА 8
Где-то через пару километров я остановился и занялся своими
ранами. К этому моменту на меня навалилась слабость с лёгкой
тошнотой. Боль принялась терзать мой организм, как голодная овчарка
кусок парного мяса. С рукой всё было более-менее нормально.
Свинцовая тупая пуля пробила ладонь рядом с большим пальцем, не
задев кости. Просто идеальное ранение. Я полил дырку живчиком,
хлебнул сам, после чего перевязал её холщовыми полосками. Ещё в
городке на том берегу сделал себе бинты. Сейчас они
пригодились.
А вот со спиной было всё плохо. Пуля осталась в теле, пробив
лопатку. Лёгкие не пострадали, иначе бы давно уже харкал кровью. Но
сильно легче от этого не было. С трудом дотянулся до раны на спине,
как смог обработал живчиком, наложил тампон и перетянул бинтом. В
конце всех процедур опять напился эликсира, опустошив всю флягу.
Этот момент использовал как «легальный» повод ещё ненадолго
задержаться на одном месте. Пока растворял и фильтровал настой,
считай, что отдыхал.
В таком состоянии возвращаться к переправе не было и речи.
Лучшее – это вернуться в городок и там перевести дух в течение
нескольких дней. Но там сейчас братья и чёрт их знает переродились
они или нет.
И тогда я просто пошёл вдоль линии, пролегающей между городом и
переправой, начинающейся на берегу реки. Может, мне повезёт и
встречу кого-то сердобольного. Или свежаков из числа переселенцев.
Или иммунных не из муров.
Когда на землю опустилась ночная темнота, самочувствие серьёзно
ухудшилось. Раны дёргало. Боль от них расходилась по всему телу.
Особенно страдал от дыры в спине. Казалось, что ощущаю, как
шевелится внутри пуля. Как она трётся по воспалённой плоти,
отравляя свинцом оголённые мышцы и нервы. Живчик уже не помогал. Я
хлебал его, будто воду. Не заметил, как закончилась фляга со свежим
настоем.
С наступлением темноты я продолжил идти. Чувствовал, что если
остановлюсь и лягу, то потом могу и не встать. А бессознательного
меня кто угодно может сожрать. Когда ощутил признаки спорового
голодания, то закинул в рот споран и принялся его рассасывать.
Через час выплюнул то, что от него осталось. Твёрдое месиво, словно
состоящее из толстых остинок, как в плодах шиповника, и елочной
хвои. Такой остаток – яд.