Сделав в памяти зарубку, я кивнул с серьезным видом.
— Если Ланские хотят упрочить свои позиции в Новосибирске,
то судьба подбросила нам неплохие карты. Я ведь герой, верно?
Спаситель четвертого поколения новусов. С такой ставки можно очень
неплохо влияние прирастить.
Тоня бросила на меня заинтересованный взгляд.
— Поясни.
— Обязательно. Только скажи для начала, мы можем инициировать
съезд этого дурацкого Комитета?
Новосибирск.
Кировский район.
Раннее утро 26
мая
Пастырь любил одиночество. Его редко можно было увидеть в
компании учеников, за исключением, разве что, проводимых служб.
Поговаривали, и он об этом прекрасно знал, что все свободное время
Пастырь проводит в молитвах и врачевании. Более того, это даже не
было неправдой. Относительно второго, естественно.
Даже здесь, на окраине Новосибирска, в каком-то диком рабочем
предместье, который полиция посещала только по самой крайней
необходимости, он занял отдельный дом, входить в который могли лишь
люди из ближнего круга. Такие, как ординарец, принесший дурную
весть.
Плечистый мужчина на входе сгорбился, стараясь смотреть в пол.
Только бы не увидеть печать гнева на лице Пастыря, сидящего за
столом. Но докладывал четко, по делу и без дрожи в голосе. Закончил
фразой:
— Не вернулся никто.
Хозяин дома молчал около минуты. Помещение, освещенное лишь
стоящей на столе свечой, было погружено в полумрак, по углам лежали
густые тени. Дрожащий свет обрисовывало острые черты лица Пастыря и
делал тени живыми.
— Внешнее наблюдение? — наконец уточнил невысокий, седоватый
мужчина. Без особенного, как показалось ординарцу, интереса.
— Ушли беспрепятственно. Только одна группа оказалась внутри
периметра оцепления нелюдей, но и им удалось отступить.
— Ясно. Что говорит наш осведомитель?
— Клянется, что ничего не знал об операции нелюдей.
— Считаешь, ему можно верить?
— Он на крючке, размером с лом.
Пастырю не требовались ответы на последние вопросы. Он и без
ординарца прекрасно знал, что осведомитель не лжет и в самом деле
был не осведомлен о проводимой нелюдями операции. Но слушая
ординарца, он получал отклик и своим заключениям. И вычеркнул из
списка подозреваемых еще одного фигуранта.
— Это все?
Казалось, его совершенно не заботили дурные вести, принесенные в
ранний час.
— Да, Пастырь.
— Можешь быть свободен.