Провела рукой по стеклянной консоли, что стояла в прихожей, словно проверяла пыль на поверхности. Остановилась, добравшись до дорогой вазы на ней, где стояли свежие цветы. Замерла на пару секунд. Раньше мама всегда сама составляла цветочные композиции и расставляла их по всему дому, сейчас же этим занимались специальные люди. Без души и особой любви, за хорошие деньги и потому что надо, это их работа.
Зачем-то толкнула ее. Хрупкая вещь упала на пол и, соответственно, разбилась. Улыбнулась злорадно, словно звон бьющегося фарфора принесло моей душе успокоение. Под моими ногами тут же образовалась лужица, как и оказались поломанные цветы. Под громкий звук тут же прибежал другой охранник, который в отдельной комнате следил за камерами по периметру дома и не только. Видимо, все остальные сотрудники уже разъехались по своим домам, иначе они бы тоже выскочили из своих укрытий. Шутка ли, когда дочь их работодателя что-то ломает.
Мое поведение всегда было безупречным. Я всегда вела себя безукоризненно: дома или вне дома, за столом, в гостях или в ресторанах. Всегда. Я была дочерью самого Горского и соответствовала этому статусу. Никогда не показывала на людях свой страх, свою слабость, свою боль и свои ошибки. Кроме сегодня.
− Веро́ника Владимировна, − обратился ко мне молодой охранник, приближаясь, как и освещая пространство вокруг меня фонариком.
− Всё в порядке. – остановила я его. – Занимайся своими непосредственными обязанностями, − отчеканила я строгим голосом хозяйки, с каким-то особым наслаждением все еще взирая на осколки вазы и покореженные цветы. – Не стоит отвлекаться от работы сегодня, несмотря ни на что.
Охранник кивнул и ушел, оставляя меня одну. Надеюсь, он понял намек.
Я снова погрузилась в темноту, которая тянула меня все глубже и глубже. Изо всех сил опустила кулак на консоль. Треск и звон стекла. Внешнее ребро ладони защипало, но я не обратила на это внимание. Оно отвлекало меня от той боли, в груди и на сердце.
Прошла дальше, безжалостно наступая и переступая через разбитые мечты. Снова на глаза попались вазы. Нежные цветы в них не вызывали никакого отклика. Подошла к ним и провела по рисункам пальцем. Ой! Нечаянно столкнула и вторую вазу. На этот раз дорогой фарфор по-особенному хрустнул под моими сапогами, которым все было нипочем. Своей участи дождались и третья, и четвертая. Казалось, с каждой разбитой вещью на моей душе затягивались раны, покрываясь корочкой.