Хельга всмотрелась в туман, более всего походивший на грязный, тяжелый смог. Он повис над крышами домов и держал под контролем всё, что происходило в его досягаемости. Где-то там, внизу, бродили одинокие люди. «Неужели они не боятся тумана? Неужели они вдыхают все эти выбросы без страха? А если на миг представить, что, по версии Леонида, в тумане живут неизвестные науке существа, то.… Нет, это уже совсем фантастика. Пора спать, доктор, пора спать».
Спокойной ночи, Хельга, спокойной ночи.
Леонид.
– Доброе утро, доктор, вы сегодня неважно выглядите. Что с вами? Сны? Да, весна – такое время, когда здоровый сон становится редкостью. Вот я, если, конечно, вам интересно, спал отлично: снотворное просто выключило мой разум, как ненужный механизм, и я пролежал обесточенным всю ночь. Не хотите поменяться со мной? Я бы попробовал, каково это – не высыпаться.
Не сердитесь, доктор, прошу вас, я не хотел обидеть. Так, сорвалось с языка, у нас, у сумасшедших, так бывает. Вы же врач, а врач не должен обижаться на больного.
Хорошо, я перейду к делу и продолжу рассказ.
Помните, на чем я остановился? На жажде, той, которая затмевает взор, скрывает все вокруг и делает важное бессмысленным. Имя этой жажде – страсть. Страсть сжигала меня, я ждал прихода ночи, того часа, когда город будет укрыт снежно-белым одеялом туманного серебра, и по нему, словно по белому звенящему снегу, ко мне придёт Она. Я открыл окно так широко, как только позволяла оконная рама. Я отыскал свою старую рабочую тетрадь, в нее я заносил свои мысли. Потом уже на печатной машинке набирал свои произведения, но тетрадь была моим самым сокровенным сокровищем, именно в ней мои тексты оживали.
Я ждал и вглядывался в туманную дымку: как она играла, как оттенок сменялся один на другой, как туман, будто нежные руки женщины, ласково обвивал людей, кутая их в свои объятия. Луна поднималась всё выше, и в её бледном свете ищущее, нежное, теплое туманное море замерло, представ предо мной молочно-белым покрывалом. Застывшее, оно принесло сон уставшему городу, а мне – надежду на скорое появление мой леди.
И вот я услышал её, – нет, не шаги, как вы могли подумать, доктор. Нет, я услышал песню, моя леди скользила по туманному покрывалу и пела; танцевала и пела только для меня. Вдалеке, осыпанная звездными блестками, в лунном свете, она предстала предо мной самим очарованием. Ее голос стал громче, и она приблизилась к моему окну.