В один из весенних дней он вернулся домой под вечер, простуженный и насквозь промокший, перемазанный глиной. В двух руках он с трудом держал тяжелую холщовую сумку. А через некоторое время дела Николая неожиданно пошли в гору. Отчего – никто не мог понять. Через полгода на краю села лучшими плотниками, которых нанял Николай и которым он платил по полтине серебра в день, был построен большой новый двухэтажный дом с железной крышей (неслыханная по тем временам роскошь), с красивыми резными окнами и просторным подворьем. Его односельчане только диву давались и лезли с расспросами. Но Николай был хмур и сосредоточен. Он ни с кем не вступал в разговоры. И действительно, он как-то сразу повзрослел и казался гораздо старше своих лет.
Настала пора жениться. Его невестой стала самая богатая и красивая девушка из Радуниц (так называлось соседнее село), родители которой еще два года назад не пустили бы его даже на порог своего дома, а само его сватовство сочли бы оскорблением. На Яблочный Спас сыграли свадьбу. Всего было вдосталь. Шумно и весело два ранее недружелюбно настроенных друг к другу села гуляли несколько дней. Из города были выписаны музыканты. Молодые и статные, в красных рубахах навыпуск, в плисовых иссиня-черных шароварах, заправленных в мягкие блестящие яловые сапоги, они заиграли вдруг на скрипках какую-то пронзительно грустную мелодию о давно забытой и покинутой родине, о чьей-то несбывшейся любви. А потом синюю предвечернюю тишину забытого русского села пронзил огненный чардаш, в котором были и радость, и отчаяние. Никому ни в чем – ни в еде, ни в питье – не было отказу. Такой богатой свадьбы не помнили даже старожилы. Казалось, жизнь Николая вошла в новое русло, где дальше должны были быть только довольство и спокойное семейное счастье. Но странные события стали происходить потом. Беспокойство и настороженная тишина поселились в новом доме. Веселый, беспечный смех молодых не нарушал его гнетущее затишье. По ночам непонятный страх проникал, казалось, вместе с холодным ветром во все щели ставен и чердачных окон. А еще, говорили соседи, глубокой ночью какая-то женщина в черном одеянии монахини проходит неслышно по страшной туманной улице…
Безрадостно и незаметно прошло еще три года. У Николая уже был первенец, которого они с женой назвали Алексеем. В один из дней, накануне Вербного воскресенья, Анна (жена Николая) решила навестить родителей, живших в соседнем селе верстах в пяти от них. Туда она отправилась не пешком, а на быстрой вороной тройке вместе с опытным верховым, обрусевшим черкесом Измаилом. Что случилось потом – толком никто так и не смог понять. Из бессвязного рассказа Измаила выходило, что вначале лошади легко катили по проселочной дороге рессорную коляску. Все было спокойно, и ничто не вызывало опасений. В небе стояли тихие белые облака, ветра совсем не было, вдоль полей безмолвно застыли серебряно-синие ивы. Но вдруг какая-то женщина в черном одеянии вышла на обочину дороги метрах в пятидесяти от них. И в этот момент с пристяжными стало происходить нечто невообразимое. Спокойные еще минуту назад, они словно потеряли волю и рассудок: захрипели, забились в судорогах и рванулись так, будто за ними погналась стая волков. Закричала Анна, а Измаил не мог остановить тройку и только видел ужас в застывших зрачках коней. У поворота на полном ходу рессорная коляска перевернулась и вместе с коренной и пристяжными опрокинулась в глубокий кювет. Измаил уцелел, а Анна погибла.