Ожерелье для Риты (сборник) - страница 3

Шрифт
Интервал


С появлением Риты все в моей жизни преобразилось. Мы виделись с ней почти каждый день. То, что она рядом, полностью изменило меня. Из неуверенного в себе, закомплексованного и угловатого парня я становился совсем другим, то есть во мне открывались такие свойства характера, о которых я и не подозревал. Я мог быть веселым и дерзким, безрассудно смелым. Во мне открылись и другие, доселе скрытые где-то в тайных закоулках души черты. Много лет спустя я прочитал в одной книге, что близость человека, которого любишь, о котором думаешь постоянно, и есть то главное, что меняет нас и наше представление о жизни, делает совершенно новыми людьми, меняет судьбу. Я не мог понять, почему ей, такой загадочно красивой, ей, на которую обращают внимание многие ребята, – вдруг стала не безразлична моя совсем обычная жизнь.

В один из дней мы с ней случайно зашли в бедную сельскую церковь. Там почти никого не было. В серебряных окладах чернели старинные иконы. Из цветного окошка в ризницу пробивались лучи заходящего солнца. Кроткий Спас смотрел на нас печально и ласково, и будто повеяло чем-то нездешним и вечным. Потрясенные чем-то новым и неведомым, открывшимся для нас, молчаливые и задумчивые, мы возвращались домой. Через несколько дней я написал для нее стихи:

Теплым дождем омыта
Дорога в вечер.
У белой церкви, Рита,
Тебя вновь встречу.
Воскреснет то, что было
И что забыто.
Меня ты не забыла,
Быть может, Рита?…

Стихотворение заканчивалось строками:

И вновь луной залиты
Поля пустые.
В глазах тревожных Риты
Бежит Россия.

Она как-то долго и по-новому посмотрела на меня. Для меня Рита и стала еще тем неосознанным чувством родины, любви к ее вечерним долинам, летним рощам и осенним туманам, – чувством, которое таится у каждого в глубине сердца и которое не всегда можно высказать. Слишком быстро – яркими зорями и белыми дымными днями – сгорало лето. Мысль о том, что мы когда-нибудь можем быть близки друг другу, что она будет со мною рядом, приводила в то состояние, которое называют ожиданием счастья. То, что ее глаза, улыбка, тепло губ, запах волос могут быть моими, казалось и реальностью, и запредельной фантастикой. Как я уже говорил, когда рядом была Рита, ничего не было страшно. Хоть головой в омут. В народе говорят: «На миру и смерть красна». Так вот, мне с ней все было «красно»: и будни, и праздники.