– Что же, – сказала она. – Тебе хотя бы хватило смелости приехать.
Джон потянул время, наливая еще один кубок, и порадовался, что рука не дрожит. Перейдя через всю комнату, он протянул вино матери.
– Надеюсь, ты не швырнешь кубок мне в лицо, – сказал принц. – Жаль попусту растрачивать добрый напиток. Ты знаешь, почему я здесь, мама. Мне нужно, чтобы ты замолвила за меня словечко. Ты ведь единственная, к кому Ричард может прислушаться.
– Смею сказать, ты прав, Джон. Но мне нужно кое-что взамен.
Во рту у Джона пересохло, и он отхлебнул вина, в то время как Алиенора к своему даже не притронулась.
– Что именно? – осторожно спросил он. – Чего ты от меня хочешь?
– Правды. Когда два года назад я не дала тебе покинуть Англию и уехать к французскому двору, мне казалось, мы пришли к пониманию. Я сказала тебе, что всегда буду предана Ричарду, но если у него не будет сына, мое желание, чтобы наследником стал ты, а не Артур. И я обещала, что сделаю для этого все от меня зависящее. Почему тебе этого оказалось недостаточно, Джон?
Джон не стал увиливать, понимая, что его поступкам нет оправдания. Нет способа отбелить сговор с королем Франции, отрицать, что, если бы их план удался, Ричард сидел бы в какой-нибудь Богом забытой французской темнице и молил о приходе смерти. Такое невозможно как-то разумно объяснить или сослаться на помрачение рассудка. Он мог сказать лишь правду, какой бы жестокой та ни была.
– Можешь мне не верить, но я собирался придерживаться нашего соглашения.
– И почему же не стал?
– Потому что плен Ричарда сместил баланс. Я и правда не верил, что брат вернется, вновь когда-нибудь обретет свободу. Только не с такими врагами, которых он нажил. Корона внезапно оказалась на расстоянии вытянутой руки, и я сделал свою ставку.
Алиенора закусила губу. Она просила откровенности и получила ее – бесстыдную, без угрызений совести и сожалений. Как же они с Гарри так оплошали? Почему не смогли взрастить в сыновьях братскую любовь?
Ее долгое молчание стало казаться Джону зловещим.
– Так что, – выдавил он, когда дольше уже не смог терпеть, – ты заступишься за меня перед Ричардом?
Она бросила на него взгляд, который он не мог разгадать.
– Уже заступилась.
Облегчение Джона было глубоким, но недолгим. Так значит, вся эта сцена – одна из ее проклятых игр. Неужели она не могла сказать ему с самого начала?