– Господи, ну чем мы все перед тобой провинились? В чем провинились перед тобой мои мама и папа? Почему ты разрешил этому поддонку в галифе и вонючей кожанке их застрелить? Почему ты позволил этому чудовищу с маузером застрелить родителей на моих глазах? Ведь я чуть с ума не сошла от этого, в чем я перед тобой провинилась? В чем перед тобой провинился этот майор и его маленькая дочка? Почему ты лишил их любимой жены, матери? Зачем ты привел сюда этих людей, у которых ничего святого нет за душой, чтобы они лишили дочку этого майора еще и отца? Какой он враг народа? Военный летчик, майор, красавец и вдруг враг, что за чушь!
Женя погруженная в эти тяжелые жизненные вопросы, забывшись глядела на руку Мелитона, потому и не сразу заметила, и осознала, что больной открыл глаза.
– Воды! – прошептал Мелитон
– Миленький, хороший мой, слава Богу, пришел в себя!
Женя влажной ваткой смочила майору губы, погладила его за черный, жесткий чуб:
– Ты только больше сознание не теряй, я тебя в обиду никому не дам! Если Господь почему-то за тебя не заступился, я буду твоим ангелом-хранителем. Да-да, я уже тогда знала, когда тебя привезли, что я должна тебя спасти и спрятала твое письмо! Не умирай! Ради своей красавицы дочки ты не имеешь право это делать!
– Ты кто? – неожиданно прозвучал тихий голос Мелитона.
– Женя, я медсестра, вы два дня были без сознания. Постарайтесь не говорить.
– Как моя жена?
– Подождите, я сейчас позову врача.
Женя выскочила из палаты, прикрыла дверь, облокотилась к ней спиной и закрыла глаза.
Женя уже давно поставила крест на мужчинах, они как-то её не волновали, а тут, даже от тихого голоса Мелитона у неё в ушах как колокола звонили, сердце забилось где-то в горле, а ноги просто отказывались слушаться.
«Мне очень жаль твою Мери, я не собираюсь её заменить, но в обиду я тебя не отдам!» – подумала она.
Женя, стараясь не выдавать нахлынувшего волнения, пошла сообщить главврачу хорошую весть.
Георгий Иванович Мерабов стоял у окна и смотрел, как садовник подстригал на клумбе кусты, курил и думал:
– Вот не понравится мне как он подстрижет куст, так я могу стереть его одним росчерком пера, как немецкого шпиона, специально портящего социалистическую природу, а могу и наградить тем, что не арестую его. А вот зайдет начальник и если ему не понравится, как пострижен куст, бедного садовника, все равно посадят как шпиона, только арестуют и меня, за то, что покрываю шпионов. Сегодня, чтобы не стать шпионом, надо быть поддонком, только через некоторое время тебя все равно пустят в расход, за то, что ты подонок, они никому не нужны, им верить нельзя.