После он говорил то же самое, что и генерал, даже складывалось ощущение, что он заучил его текст. Его тест отличался только небольшой критикой в адрес подчиненных.
– Теперь можно и перейти к главной части. В этом месяце многие из вас отличились от всех исключительным профессионализмом и трудолюбием, поэтому хотелось бы присвоить новые воинские звания… – после пошел список тех, кто заслужил повышения. Офицеры гордо выходили на середину и, отдавая честь, забирали заслуженные непосильным трудом новые погоны. Порой в центр выходили измученные жуткой бессонницей солдаты, на их лицах играла еле живая торжественность, которую немного передавала лёгкая улыбка после всех официальных слов. Эти люди были обречены, в их жизни, возможно, не зажигались и не зажгутся непринуждённые искры любви, поэтому служба являлась для них последним делом жизни. Давид ждал, когда озвучат его имя и фамилию, и вот: " Давиду Лаврентьевичу Штерну присвоить звание майора с переводом на новое место работы, в Люстиг».
Сначала, услышав своё имя, Давид обрадовался, но когда речь зашла о переводе… «Люстиг! Боже мой! Это же такая дыра!» – думал он. Новоиспеченный майор был обескуражен. После повышение Давида дошло и до Корнелла, его поставили на место Штерна. Давид был разозлен. «С ума сойти, эта тупая грязная обезьяна будет сидеть на моём месте, да он же даже дважды два не сложит» Корнелл нейтрально отнесся к повышению, он подошел взять свои новые погоны капитана и, усевшись обратно, стал их разглядывать. Его поведение стало раздражать Штерна, он видел не офицера, который заслуженно получил новое воинское звание, он видел гориллу, которая разглядывала банан, пытаясь понять, как его открыть.
Несмотря на то, что Джон пахал, как проклятый, иногда его даже заставляли заполнять журналы по ночам, его не было в списке награжденных. По его лицу было видно небольшое недоумение, но оно было таким же мимолётным, как и злоба Штерна, которая уже утихла.
Совещание закончилось. В конце полковник сказал, что те, кому было назначено перевестись в другую часть зашли к нему в кабинет через час. Давид вышел на улицу, слабое осеннее солнце щекотало его уставшие глаза. Он сходил в ближайшую забегаловку и перекусил хот-догом. Поедая не самую удачную пищу в своей жизни, он немного грустил, несмотря на всё понимание ситуации и осознание того, что такова судьба, без сигареты дело не обошлось. Вернувшись в штаб, Давид, как и полагалось, пошел в кабинет начальника.