Мы с Чудилой оглядели Кису и испуганно переглянулись. Если бы мой Рики в младенчестве был таким тощим и заморенным, если бы на запястьях и у губ у него были такие нарывы, я бы… Ну да вы знаете.
– Такие болячки у ребёнка, а врачи говорят, что здоров? – возмутился я. – Ему же больно! Вот он и плачет.
– Болячки недавно появились, а беспокойным он был и раньше, – вздохнула несчастная женщина. – Врачи сказали, что грязь попала и воспаление сделалось от слабости организма. Мазь выписали. За три дня ни капли не помогло.
– Петрик, – шепнул я, отведя его в сторонку. – Помнишь, в твоей книге есть заклинание от беспокойства младенцев. Если бы ты имел способности к исцелению… Хотя что я говорю! Беспокойство – это не болезнь. Беги за книгой.
– От беспокойства младенцев… – задумчиво протянул Чудилка и почесал в затылке, словно дядька на рынке. – Да-да… что-то где-то…
За книгой он почему-то не побежал, а сел за стол, нахмурился и глубокомысленно уставился сквозь дверной проём в детскую комнату. Мы все сели за стол. Неудобно было отказаться. Право не знаю, зачем такие хлопоты, если мы только что со свадьбы. Собака под лестницей заунывно взвыла. Киса зашёлся плачем. Галя привалилась к отцу и взвыла тоже. Я взял малыша на руки, но на него мои сюсюканья не подействовали. Он дрыгал ножками и верещал, как брошенный голодный щенок. Я передал его матери, собираясь минуты через три встать и вежливо отпроситься за книгой. Женщина тихо заплакала, прижав к себе Кису. Друг Тота, хозяин гостиницы, задумчиво отковыривал побелку от холодной печки.
Между тем, в доме Тота было тепло и светло. Неубрано только. Видно, бедной, замотанной и больной женщине не до того было.
Чудила перевёл взгляд на подсвечник в форме оленя, очень красивый, на восемь свечей. Он поставил его перед собой и взял в руки светильник. Тоже интересный по форме. Вроде большого розового цветка.
Тут девочка очень кстати вышла умыться, а я спросил:
– Отчего умерла Галина мама?
Чудила меж тем нагромоздил на столе целую коллекцию ламп, светильников и подсвечников. Свечи были новыми, не тронутыми пламенем, или их вообще не было. Лампы, светильники и люстры не горели.
– Откуда свет? – изумленно спросил Петрик.
Я огляделся. И вправду, откуда?
– Галкина мама вообще болезненной была, – сказал Тот. – Простужалась всё. Как осень – всё пчхи да пчхи. Оттого-то я и купил ей эту штуку. – Он показал куда-то вправо. – Простужаться она перестала, зато стала чахнуть, ну и померла.