Рецепт лекарства был пугающе прост: даже два мальчика, поварята, освоили его за пятнадцать минут. Они крутились возле Петрика и взирали на него, как на божество. Умный воевода приволок всех аптекарей и врачей этих мест для обучения – и мы вздохнули свободней. Толпы страждущих, бегающих за нами, действовали на нервы.
– Так и будем делать: учить аптекарей и врачей, и разных других людей, пусть они занимаются, – сказал Чудилка. Только молитву сам пиши: она у тебя оберег, не иначе. Пусть у людей будет что-то из твоих рук.
Тем не менее, текст мы тоже оставляли в городах и деревнях, приклеивали на столбы и колодцы и радовались тому, что он был напечатан в газетах: невозможно снабдить всех желающих тем, что написал лично я. Я сделал приписку после того, как увидел алчный блеск в глазах одного из аптекарей Акса: страшная кара пусть постигнет того, кто поднимет цены, кто станет продавать лекарство, а с ним и молитву, за деньги, большие, чем указанная сумма. Сумму я указал незначительную – только на цагрик выше стоимости составных частей зелья. Их было всего четыре, стоили они почти бесплатно, а докторам и прочим надо всё-таки как-то компенсировать затраты. Мы просили этих людей принимать плату за лекарство, но не принимать солнца. Массового вымирания медиков нам не хотелось. Мы обещали, что, узнав секрет уничтожения светильников, доведём его до сведения каждого человека Някки, Акети, Тонки и прочих стран. Чтобы хозяева сами справились с этой проблемой, а пока пусть уберут опасные предметы подальше. Только вот беда. Мы с Петриком сами не могли отказать больным, несчастным людям и забирали у них светильники. Как можно было отпустить их обратно с такой бедой? Пусть даже солнца и не горели.
Я всё писал и писал, и начал замечать, что у меня что-то странное стало твориться с руками. Они казались тяжёлыми, словно отекли, пальцы потеряли ловкость настолько, что я проиграл в карты сыну воеводы, потому что не смог нормально сжульничать. Помогая Петрику, я случайно ободрал кожу на запястье об угол старого стола, и эта пустяшная царапина воспалилась и не заживала очень долго. Странно. Обычно люди забывают о том, что они ударились о стол, просто сразу.
– Знаешь, Чудилка, мне надо меньше писать. Руки устают. Причём, даже левая.
– Но я-то ведь не пишу, – нахмурился мой дружок и задумчиво пошевелил пальцами. – У меня тоже устают.