– Вы скажите об этом его родителям, пусть передадут королю. Пусть полиция порыщет по всяким таким местам, – взмолился я. – Попросите, чтобы позволили нам заняться хотя бы живописью – ведь это не магия. Разве можно столько бездельничать? Найдите этих нехороших людей – пусть они хоть напишут Чудилке. Пусть похвалят за то, что он сделал. – Обойдусь, – буркнул Петрик, пряча глаза.
– Папа, – сказал я, – если нас хотят посадить в тюрьму, как преступников, должен быть суд, должны определить срок. Должны сказать, в чём наша вина. Сколько нам быть здесь, папа?
– Не велено, – пробормотал отец кодовую фразу.
– Если же нас хотят защитить – почему бы нам не трудиться над обычными женскими украшениями, почему бы нам не рисовать, чтобы не сойти тут с ума? Почему бы не выслушать нас? Почему бы не сказать нам, сколько намерены нас защищать?
– Не велено! – заломил руки папа.
– Если нас проучить хотят за самоуправство, то почему бы не спросить, что мы знаем полезного для государства обо всей этой истории? Почему бы не взвесить, насколько полезно то, что мы сделали – и, опять же, назвать сроки? Я настаиваю на суде, папа!
– Не велено.
– Или королю просто важно переупрямить нас, не смотря ни на что, ни на какие факты?
– Что ты говоришь, сынок! – заплакала мама. А папа повторил:
– Не велено. Если у вас есть ещё какие-нибудь сведения или просьбы, передайте их через нас. ТАМ решат и взвесят.
– Нельзя так обращаться с героями, – строго сказал я, показав на Петрика.
– Переживу, – доложил тот. – Просто, Миче, расскажи о том, кто такой Воки. Чей он сын, и с какого боку в этой истории. Всё сразу станет ясно. ТАМ.
Ладно, я рассказал под испуганное оханье мамы. И то хорошо, что взвесить пообещали. Раньше мы помалкивали, выполняя обещание, данное Кохи, но теперь, перед лицом серьёзной опасности, молчать было нельзя. Может, Корки перестанут рваться к трону, если всем станет известно, чей сын анчу Воки Ловкач. Однако, сами мы не рисковали обнародовать то, что нам известно: пусть решают государи.
Ничего больше мы не вытянули из мамы и папы о том, что происходит в Някке, и не случилось ли чего, что заставило бы заподозрить, что Петриковы родители прямо сейчас подвергаются опасности. Зато они сообщили нам кучу сведений о наших знакомых. Например, что папаша-изверг Ош свалился по пьяни с крутого берега и насмерть расшибся о скалы. Наш друг Шу-Шу помирился с отцом, доктором Шу, если это можно назвать примирением. Старый доктор и впрямь, оказывается, повредился рассудком, и впрямь за ним наблюдают врачи, и больше он в Лечебнице не работает. Из памяти Шу выпала история с Натой и её якобы сумасшедшим женихом. Он думает, что Миче маленький ещё, и при встрече спрашивает, как у меня дела в школе. Жаль его, конечно. Только у мамы и папы до сих пор неприятный осадок в душе, и они сторонятся Шу. Отец Малька выкупил тот симпатичный магазинчик. Семейство Мале расширяет дело, сожалея, что у них один только сын, и тот на таможне тратит своё время. Картины Лёки, которые он выставил перед отъездом, разлетелись вмиг. А ту, где запечатлён вид из сада на гавань и военные корабли, в том числе, на «Лилию», впоследствии перекрашенную под «Чёрный Мститель», приобрёл музей. Большое достижение, но дядя Тума рвал и метал и даже сломал четыре кисточки и одну расчёску. И раздавил на паркете баночку краски.