— Он останавливался тут на ночлег, может, вы знаете, у кого? — спросила я.
— Откуда? — Мужчина отбросил покрасневшую тряпку в сторону. — Я тогда еще не родился.
И в этот миг, когда улыбка палача стала нарочито сочувствующей, лежавший на камне орол шевельнулся. Вдохнул, хрипя, словно старый засорившийся пылесос, и заорал. Почти беззвучно, так же, как умирающий старик на Заячьем холме.
Мое сердце заколотилось, воздух никак не хотел наполнять легкие. То, что я видела, было за гранью понимания, за гранью добра и зла. Липкие кишки елозили по земле, собирая черную золу, а орол продолжал цепляться за жизнь.
Конечно, они об этом знали, потому и не торопились покидать лобное место. Сюрпризом это стало лишь для человека.
— У нас обширная программа, — то ли похвастался, то ли предостерег палач.
— Тогда не будем отвлекать. — Пашка с сожалением отвернулась от алтаря и легонько толкнула Мартына. — До заката как раз успеем в Подгорный.
Целитель заморгал, словно пробуждаясь от сладкого сна, в котором продолжала литься кровь и слышались стоны. Не будь с ними человека, они бы остались.
Змея слышала стук моего сердца, чувствовала панику, загнанной птицей бьющуюся в моей голове. Она знала, как хрупко человеческое самообладание. Если сорвусь и побегу, они не смогут противиться инстинктам, они кинутся за добычей. Не исключено, что целитель и явидь присоединятся к охоте. Именно поэтому меня так долго не пускали в filii de terra. Дети контролируют себя куда хуже взрослых, а я так долго училась не быть добычей, не чувствовать себя ею.
Но иногда даже этого было мало. Как сейчас. И Пашка отступала, а закинувший на плечи рюкзак целитель следовал за ней. Пусть с сожалением. Это было сродни оттаскиванию падальщика от свежего трупа, тяжело и бессмысленно. Но именно эта бессмысленность и происходила.
Никогда этого не забуду, потому что дружба — это не всегда бой плечом к плечу, это еще и отступление, тогда как хочется искупаться в крови.
Я вспомнила восторг, когда лезвие входило в тело бессмертника, вспомнила теплую искру жизни, перетекающую в руку из атама. Сердце сладко заныло. Отчасти я их понимала, и это пугало.
— Вы идете в Подгорный? — Хорошее настроение старосты испарилась вмиг.
— Да, — парень снова раскрыл книгу, — Тур Бегущий провел ночь и там.
— Святые, — улыбка старосты превратилась в гримасу, — вы смеетесь надо мной?