В саду обнаружились трое, что-то бурно обсуждавших, а не
употреблявших на троих, как принято у порядочных людей. Пройти мимо
столь наглого пренебрежения народным обычаем я не смог. Культурно
предложил очистить территорию.
А что в ответ?
Пантелеич скорчил зобно-сосредоточенную моську, а его подельники
напряглись лицом, как пургена поели.
— Тама… – неуверенно начал гундосый, споткнувшись на полуслове,
но, за секунду справившись с растерянностью, решительно продолжил.
– Тама – пожар! – и для убедительности взмахнул рукой с зажатым
топором, вроде как показать направление.
Зря сельчан не учат правилам поведения с человеком с ружьем.
Непуганые еще, не добралась до них Гражданская война. Вот и
Пантелеич оплошал на полную катушку. Махать топором, обсуждая перед
этим смертоубийство моей персоны, – это он зря затеял. Или он
подумал, что я глухой на всю голову и не расслышал кровожадное
предложение лишить меня жизни? Или по своим односельчанам-тормозам
меня измерил кривым аршином? В общем, ошибся гунявый мироед.
Фатально ошибся. Вот и получил от меня заряд крупной дроби прямо в
лицо.
Грохот выстрела, разорвавший пасторальную тишину яблоневого
сада, беззвучное падение тела навсегда оставившего этот мир
незадачливого рейдера, а, быть может, наличие в моем ружье еще
одного заряженного ствола – все это убедило несмертельно покоцанных
дробью подельников, что самая пора прислушаться к моему совету
«чесать отсель». Не издав и звука, побросав все из рук, они
стремглав припустили в глубину сада, петляя меж деревьев с заячьим
проворством. Мне оставалось лишь затоптать горевшие факелы,
пообещав себе выписать беглецам штраф за нарушение техники
противопожарной безопасности во фруктовых посадках. И,
предварительно перезарядив опустевший ствол свежей порцией дроби,
направить свои стопы к сеновалам, где нарастал шум великой
грабиловки.
Если что и умел я на пять с плюсом, так это резать людей. И
стрелять в них без промаха. Жизнь научила. Или судьба, или еще кто
поглавнее из тех, кто на небесах, решивший сделать из меня солдата
на Кавказской войне. Но разогнать большую толпу, в которой
присутствовали женщины и дети – задача посложнее будет даже для
такого отморозка, как я. В этом мне пришлось убедиться, не дойдя
метров ста до длинного сарая, напоминавшего железнодорожный пакгауз
и забитого просушенной травой. Вокруг него толпились сельчане,
споро работая вилами и забивая добычей раскиданные в беспорядке
возы. Воевать за чужую собственность в мои планы не входило. Я
быстро сообразил, что с Плехова не убудет от потери сена,
собранного наемными батраками. Главное – не пустить мужиков к
барскому дому. Посему занял позицию в воротах, соединявших скотный
двор с главной усадьбой. Позиция как позиция: вроде и перекрыл
проход, но, если ломанутся гурьбой, придется отступать.