– Так точно, товарищ старший сержант!
– Выполняй!
– Есть! – Голицын на цыпочках побежал в спальный зал за Липягиным.
Зубцов посмотрел внимательно на Смелкова, стоящего с мокрой одежной щеткой в руках возле очередной раковины.
– Значит так, Смелков: сапоги насухо вытереть, руки вымыть и в сержантскую. Ты куришь?
– Курю.
– Я не курю, но если первую партию выиграешь, – во время второй разрешу покурить в сержантской.
У Смелкова так взыграл дух от неожиданного приобщения Голицына к благородному труду вместо него, что он, забыв о благоразумии, выиграл две партии. Благоразумие стало возвращаться, когда Зубцов, отодвинув доску, посмотрел на часы.
– Без четверти два, Смелков. Мне спать пора, а тебе наряд нести. Ты учился этому? – Он кивнул на доску.
– Немного, еще в школе, товарищ старший сержант. – Смелков принял уставную стойку при разговоре со старшим.
– Так ты, я слышал, языкастый хлопец? Смотри, не выпендривайся, тяжело служить будет. Все, иди! – Зубцов зевнул.
– Есть! – Смелков отдал честь и, негромко ступая, но имитируя строевой шаг, ушел.
Голицын сидел в бытовке и изучал себя в зеркале.
– Я спать иду, – проинформировал Смелков из дверей, не заходя.
– Я тебя еще не отпускал отдыхать, – Голицын не повернул лицо от зеркала, – иди сюда.
Смелков подошел, сел на табуретку, не пытаясь качать права. Может быть, Голицын ждет нытья типа: ты, дежурный, тебе днем спать положено. А мне в 6 часов к тумбочке вставать, днем спать не положено, да и перед нарядом не отдохнул… Так пусть ждет! Зачем ныть, он сам все это устроил.