Было очень жарко. Хуан не мог припомнить, чтобы он когда-либо прежде так чувствовал жару – и темноту.
Слабый, затуманенный дождем огонек фонаря показался во дворе, затем приблизился, и в его свете стали видны ветви кустов с длинными, темными листьями, блестящими от струящейся по ним воды, и белый чепец под капюшоном несущей фонарь женщины.
Затем огонек еще более приблизился и осветил дона Хуана.
Женщина засмеялась еле слышно.
– Значит, это вы, – сказала она.
Дождь усиливался, его струи пронзали свет фонаря подобно серебряным дротикам. Хуан увидел служанку в темной накидке и полотняном чепце, которая смотрела на него со смесью любопытства и опасения во взгляде.
– Вы! – повторила она.
Он не ответил; он помнил, что пришел сюда лишь волею случая, и не думал, что знак доньи Аны был предназначен ему. Он был уверен, впрочем, что ее знак не предназначался и бедному Карлосу, – конечно, ее внимание привлек Алессандро, который ничем не уступал утонченным кавалерам Алькалы или самого Мадрида.
Но женщина отперла ворота, и дон Хуан ступил во двор. Он уже больше не чувствовал волнения, лишь любопытство. Он никогда не общался с женщинами близко, за исключением двух своих приемных матерей: Аны де Медина, жены императорского музыканта, и доньи Магдалены де Ульоа, жены благородного Луиса Кихады. Хуан любил эту женщину как родную мать. Следуя за служанкой и ее тусклым фонарем через темный двор, он гадал, похожа ли донья Ана на донью Магдалену. Он думал, что, должно быть, она совсем другая. Упругие мокрые листья кустов легко касались его плеч, и сырой гравий хрустел под его ногами, но очень тихо, поскольку, как истый испанец, он умел ходить осторожно и незаметно, и его грациозная поступь была так же легка, как и шаги женщины.
Служанка отперла боковую дверь.
– Хозяин в отъезде, – прошептала она, – но все равно проходите тихо, если вам дорога честь моей госпожи.
– Шаг мой легок, а язык сдержан не менее чем у любого в Испании, – ответил он.
Она взяла его за руку, поскольку лестница была винтовой и очень темной, и осторожно повела.
Они проходили мимо окон, за которыми сверкали молнии; снаружи грохотал гром, и казалось, что он сотрясает дом до самого основания. Дон Хуан настолько запутался в лабиринте коридоров и лестниц, что не смог бы без посторонней помощи отыскать дорогу обратно.