– Чего? – спросила я.
– Смерти. И что ты, Дамана, умрешь следом. Попросив нас похоронить пустой гроб, мать спасла тебя.
– Отправив в приют? А не надежнее ли было отдать меня кому-то из друзей на попечительство…
– Видимо – нет.
Повисло молчание.
Я ничего не понимала, видимо, как и все остальные. Жажда знаний разная у ребенка и у взрослого. Для взрослого обыденность бытия не так удивительна, как для детского мозга, напоминающего губку. Похоже, я до сих пор ребенок. Интересно, я вообще когда-нибудь вырасту?
– Что еще вы готовы мне рассказать? – с неким сарказмом спросила я священников.
– Твоя мама, – продолжал отец Флетчер, – выбрала приют как можно дальше от Лондона. В твоем свидетельстве о рождении изменила имена матери и отца. А тебе оставила великие фамилию и имя.
– Словом, подделала бумаги?
– Словом – да. Чтобы в твоей смерти не усомнились.
– А что по этому поводу думает его величество король? – спросила я. – Он сделал из моего дома музейный экспонат!
– Он очень скорбел, когда умер Джордж. Эгберт не знал, где искать тебя и твою мать.
– То есть мы обе пропали?
– Да.
– Кто вообще знал всю правду? – спросил Карл.
– Только мы, – ответил отец Флетчер и указал на себя и Уэйна. – После смерти Джорджа я встречал Милли только на похоронах и еще раза три после них. Тебя, Дамана, временами видел в приюте. Я приезжал туда к сиротам и смотрел издалека. Многие дети говорили со мной, тянулись ко мне… Ты же оставалась верна себе и не обращала внимания на священников.
– Так это были Вы…
– Я же, – вмешался Уэйн, – после смерти твоего отца не видел тебя ни разу.
– Вы знали, где я нахожусь! Вы позволили, чтобы в приюте надо мной издевались!
– А что я мог сделать? – оправдывался отец Флетчер.
– Рассказать все гораздо раньше!
– Дамана, дорогая…
– Меня втаптывали в грязь, мне так не хватало помощи!
– Я был бессилен… Во-первых, твоя мама считала, что так будет лучше. Во-вторых, ты отталкивала всех, кто к тебе приближался даже с добрыми намерениями.
– Господи боже, – сказал Карл после небольшого молчания.
– Сейчас не время молиться, Карл, – съязвила я.
Отец Флетчер посмотрел на меня, будто я оскорбила его родного. Я поникла с обидой, словно обвиняя весь мир, и подошла ближе к своей могиле. Она может стать серьезной помехой к моему возвращению…
– Даже в детстве, – холодно заметил крестный, задетый моими словами, – ты не любила слов и деяний божьих. Я сказал твоим родителям, что ты не будешь веровать. Если не больше… Ты будешь отрицать католицизм и другие религии. И теперь я вижу, насколько оказался прав… дочь моя…