Доббс нехотя выразил согласие. Я нацелил указательный палец в сторону Руле:
– Ни при каких обстоятельствах не разговаривайте с репортером, даже для того чтобы отвергнуть обвинения в свой адрес. Если они попытаются вступить с вами в контакт, отсылайте их ко мне. Поняли?
– Я понял.
– Отлично.
Я решил, что для первого совещания достаточно, и поднялся.
– А сейчас, Льюис, я отвезу вас домой.
Но Доббс не собирался так скоро выпускать подопечного из своих когтей.
– Вообще-то, я приглашен на обед матерью Льюиса, – сказал он. – Я мог бы его отвезти, поскольку все равно туда еду.
Я выразил лицом полное одобрение. Да, похоже, судебные адвокаты по уголовным делам никогда не удостаиваются приглашений на обед.
– Отлично, – сказал я. – В таком случае мы там с вами встретимся. Я хочу, чтобы Анхель увидел жилище Льюиса, а Льюис передаст мне чек, о котором мы говорили.
Если они решили, что я забыл о деньгах, то им предстояло еще многое обо мне узнать. Доббс посмотрел на Руле и согласно кивнул, как бы давая санкцию. Затем улыбнулся мне:
– Похоже на стоящий план. Тогда встретимся на месте.
Пятнадцать минут спустя я сидел вместе с Левином на заднем сиденье «линкольна». Мы следовали за серебристым «мерседесом», в котором ехали Доббс и Руле. Я связался по телефону с Лорной. Единственное важное сообщение поступило от Лесли Фэр, прокурора по делу Глории Дейтон, – Фэр приняла условия сделки.
– Итак, – сказал Левин, когда я захлопнул телефон. – Что ты обо всем этом думаешь?
– Я думаю, что на этом деле можно заработать кучу денег и скоро мы получим первый взнос. Извини, что тащу тебя за собой. Не хотел, чтобы казалось, будто я еду туда исключительно за чеком.
Левин понимающе посмотрел, но ничего не сказал. Через некоторое время я продолжил:
– Пока еще не знаю, что думать. Что бы ни произошло в той квартире, это произошло быстро. Ни изнасилования, ни ДНК. Для нас это шанс и надежда.
– Все это немного напоминает мне дело Хесуса Менендеса, только без ДНК. Ты его помнишь?
– Да, хотя лучше бы забыть.
Я старался не думать о моих прежних клиентах, которые сидели в тюрьме без надежды на апелляцию или какое-то послабление. Все, что ждало их впереди, – много томительных лет, которые тянутся и тянутся. Всякий раз я делаю все, что в моих силах, но порой и сделать ничего нельзя. Дело Хесуса Менендеса относилось как раз к таким.