Уродина - страница 10

Человек замолчал, обдумывая что-то, после чего медленно добавил;

– И вот ещё что. Вначале найди исполнительного человека для непредвиденных ситуаций. Его тоже не в коем разе без надобности не свети в делах. Чтобы о нём знали только ты и я. Можешь испытать его на Буром. Ты всё понял?

– Сделаю всё в лучшем виде!

Согласно процедил сквозь вставные зубы Якут. И сидевший позади него, довольно произнёс;

– Вот и хорошо! В городе должен быть один хозяин! А сейчас их, как собак не резаных, развелось. На каждый район по господину.

После чего, обращаясь к водителю,  молчавшему во время их беседы, по-хозяйски, бросил;

– Лёш, отдай ему грев.

Тот, открыв бардачок, без слов вытащил три пачки не распакованных двадцати пяти рублёвых купюр, положив их на панель приборов перед пассажиром. Якут, тут же, нервно схватив деньги, запихнул их во внутренний карман пальто. И довольно цокнув языком, выговорил;

– Я всё отработаю, Николай Иванович!

– Я знаю!

Коротко буркнул тот, добавив;

– И смотри не шути со мной. Предупреждать не буду!

– Да вы чё, Николай Иванович! За фраэра меня держите?

Возмущённо воскликнул Якут, но с заднего сиденья властный голос его тут же остудил;

– Ладно! Не пыжься, а то пукнешь! Иди! Будут проблемы, знаешь, как со мной связаться!

Звонок нещадно трезвонил над старой, с облупившейся краской, входной дверью. Наконец, из комнаты послышался тихий скрип половиц и в коридоре появился силуэт человека с большой залысиной на лбу, ровным, большим носом и маленькими бегающими глазками, спрятанными глубоко в морщинистых глазницах, что сразу выдавало его почтенный возраст. Одет он был в потёртый махровый халат из под которого виднелись босые ноги, обутые в синие велюровые тапочки. Не торопясь, подойдя к двери, мужчина не по годам бойко, с лёгким еврейским акцентом, произнёс;

– И кто так настойчиво давит на мой мозг этой ни к чему негодной музыкой?

Звонок тут же перестал верещать, а за дверью послышался голос;

– Ицхак Натанович! Это Алексей! Мы с вами договаривались о встрече!

– Я прекрасно помню о нашем разговоре. Зачем же ломать мой звонок? Он мне дорог, как память о моей дорогой Саре, безвременно ушедшей двадцать лет назад.

Открывая дверь, нараспев пробурчал хозяин квартиры. На лестничной площадке стоял мужчина средних лет, а возможно и чуть моложе. В бобровой шапке, надвинутой до глаз и в пальто с каракулевым воротником, изрядно запрошенным снегом. Лицо его было гладко выбрито, а белые зубы сверкали в широко открытой улыбке.