— Отец о тебе печется, — вмешался Арсений. — К мастеру
договорился пристроить. Работать научишься, ремесло освоишь.
Уважаемым человеком будешь. А ты?
— Сапожник, — набычился Федор. — Вот ведь уважение, хоть про
запас по кадкам прячь.
— Всяко больше, чем беглый сын, что отца с братьями бросил, да
лучшей жизни искать пошел, — угрюмо буркнул Арсений.
Младший брат зыркнул на Арсения, затем на Василия и
произнес:
— Ты, Сень, землю примешь. Хозяйство за тобой будет, — начал
Федор. — Васька в торгаши пойдет — к ведьме не ходи. А я? Сапожник,
да?
— В честном труде нет ничего зазорного. Это дело… — начал было
Арсений.
— Не мое это дело! — оборвал его Федор. — Сапоги да подметки
делать — не мое!
— Не заводись, Федь, — попытался успокоить его Василий. — Ты
скажи прямо, куда собрался? Ты же не в чисто поле пойдешь, так?
Младший зыркнул на братьев, а затем произнес:
— В столицу.
— Столица большая, — кивнул средний. — Город большой, все всех
знать не могут, поэтому все всем чужие. Понимаешь, что ты там всем
чужой будешь? Ты там никому не нужен.
— Слушай брата, — кивнул Арсений. — Он в столице бывал, знает,
что говорит.
— Что ты там делать будешь, Федь? — продолжил допытываться
средний брат. — Ну? Чего набычился? Мы тебя вязать не станем. Не
сейчас, так у сапожника сбежишь.
Федор опустил взгляд на тарелку с остатками жареного яйца и
произнес:
— В академию магическую пойду.
— Ты дурной? Кому ты там нужен? — возмутился Арсений.
— За мной сила есть, — сквозь зубы процедил Федор. — И Дубовая
не говорит, сколько ее, а я чую — знает. Знает, но молчит!
— Может потому и молчит, что знает, что нет ее, — хмыкнул
старший. — Ты головой подумай, что затеял? Уйдешь — отец не
простит. Обратной дороги не будет. Ты это понимаешь?
Федор сжал кулаки, еще раз кинул взгляд на Арсения, а затем на
Василия, что стоял, сложив руки на груди в замок.
— Понимаю.
— Ну, и катись тогда! — толкнул мешок с вещами к Федору Арсений
и повернулся к Василию. — Как в воду глядел тогда! Федечка то,
Федечка это… Мать избаловала! Мы с шести годов в поле, а его в семь
по головке гладили, да сказки читали. Дура мать была, надо было
тебя и в хвост и в гриву…
— Мать не трожь! — резко вскочил Федор, со злобой уставившись на
старшего брата. — Она тебе жизнь подарила и не тебе рот на память о
ней открывать!