– Мне ее дочку жалко. Придет, встанет, смотрит, смотрит. А потом слезки закапают. И ручкой все гладит щеку или волосы. А еще слышала, как эта кроха молилась, Бога просила да Богородицу.
– Не хлюпай, – ответил мужской голос, потом послышались шаги, и кто-то громким шепотом позвал:
– Доктор, зайдите…
– Я сейчас, – произнес врач, одним шумным глотком вытянув из кружки кофе.
Опять тишина, только слышны звуки приборов, да неясные шумы за двойными рамами окна.
Прошло еще несколько часов тишины.
В час, когда засыпают даже самые стойкие и привычные к ночным дежурствам медсестры и врачи, прибор рядом с женщиной стал издавать отчетливые щелчки, зеленая линия на экране будто подзарядилась от неведомого аккумулятора и пошла аккуратным зигзагом, характеризующим хорошую работу сердца. Вместе с этими изменениями, стали происходить неуловимые изменения в самом облике больной. Вначале ушла с лица мертвенная бледность, губы приобрели естественный цвет и не напоминали теперь губ покойника. Чуть заметно шевельнулись ресницы, а пальцы рук слабо заскребли по покрывалу. Вот раз-другой дернулась грудная клетка, пытаясь то ли вздохнуть поглубже, то ли выдохнуть. Нервным тиком задергалась щека. Еще усилие, и женщина со всхлипом вздохнула. Потом еще и еще. В горле зародился, но не мог выйти наружу стон или сдавленный крик. Гортань напряглась, четко обозначились жилы, кожа покраснела от усилий.
Задремавшей прямо за столом дежурной медсестре почудилось, что где-то рядом взвыла сирена, рождая ассоциации с пожаром или другой бедой. Потом она сообразила, что вой раздается в ее палате, подскочила, опрокинув стул, и чуть не снеся косяк, влетела в палату. Так и есть! Кричала женщина, которая неделю не подавала никаких признаков жизни. Да еще как кричала: с каждой секундой крик нарастал, в нем явственно слышались и страх, и боль, и душевная мука. Сестре стало жутко. Она выскочила в полутемный в этот предрассветный час коридор, и столкнулась со спешащим ей навстречу врачом.
– Что? Что случилось? – видно и ему стало не по себе от этого жуткого воя.
– Там эта… которая как мертвая была, стала кричать. Жуть.
– Идем.
Оттолкнув легонько медсестру, врач поспешно шагнул в дверь, натягивая на ходу маску. Автоматически взглянул на часы. Было три пятнадцать. В это время чаще всего умирают. Верно, агония, а жаль: сколько трудов, сколько надежд родных будет разбито в этот час.