Билет в одну сторону - страница 127

Шрифт
Интервал


Вдруг она почувствовала, как стала леденеть, дыхание прервалось, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Что дальше, что? Пытаясь вспомнить, она подняла голову к потолку и тут…

– А-а-а-а… – вырвался жуткий крик, раздирая грудь. – А-а-а-а… – она не могла остановиться, выгибалась на жесткой кровати дугой. Ей показалось, что постель ушла из-под нее, и она летит в пустоту, со страхом ожидая жестокого удара о камень.

– Я вспомнила! – не своим голосом заорала женщина. – Я вспомнила!

Силы оставили ее, и она погрузилась в спасительную тьму, где нет жестоких матерей, ненужных женихов, ничего нет.

Не успел затихнуть душераздирающий крик, как медсестра и врач были уже у постели больной. Девушка прижала к себе насмерть перепуганного ребенка, врач тяжестью своего тела попробовал прижать больную, опять выгнувшуюся, как под действием электрического тока, к лежаку.

– Это она опять вспомнила аварию, – задыхаясь от усилия, проговорил врач. – Воспоминания мучают ее, не дают покоя.

– И долго она будет под впечатлением этого? – сочувственно спросила сестра.

– А кто знает? Бывает, люди с ума сходят от таких впечатлений.

Сестра продолжала прижимать к себе ребенка, который вцепился ручонками в её бока, выворачивал голову, чтобы увидеть, что происходит с мамой.

– Мамочка, мамочка, – бормотала девочка, вытирая ладошкой слезы.

Занятые больной, медработники не замечали тревожно-испуганных взглядов стоящих в дверях людей. Немолодая женщина, в накинутом на покатые плечи белом халате, прижимала к груди пакет, сквозь который просвечивали упаковки с соком и желтая кожура бананов. На ее лице была такая мука, будто это она подвергается самым жестоким пыткам. Казалось, еще немного, и она закричит. В голос, как до этого кричала женщина в палате.

Высокий симпатичный мужчина, стоящий в шаге позади женщины, был бледен до синевы. В глазах стояли слезы, а сжатые в кулаки руки свидетельствовали о невероятном усилии сдержаться, не заплакать, не выказать слабости.

Женщина прислонилась головой к косяку и чувствительно при этом ударилась. Видимо, боль была более реальна, чем все, что происходило в палате, и она еще и еще ударялась головой о косяк, чтобы разрушить нереальность происходящего с ее дочерью, мучимую невидимыми, но жестокими призраками.

– Не надо, – дернул ее за плечо мужчина и развернул лицом к выходу. – Не надо. Что вы делаете, и без того.. – не закончив, он развернулся и первым шагнул к близ стоящей скамье в коридоре. Тяжело на нее опустился, сгорбился, как старик, сунул кисти рук между коленями и прижал подбородок к груди. Вся его поза выражала такое непоправимое горе и такое раскаяние, что хотелось подойти к нему, погладить по крупной светло-русой голове, прижать его к себе как маленького, успокоить ласковыми словами.