Елена Сергеевна начала рассказывать об учебе в школе, потом в институте, потом о работе в школе учителем. «Наталья» подумала, что они, очевидно, бедные, раз ей пришлось работать у чужих людей.
Рассказала про покойного отца, сокрушалась, что она у них одна, нет ни братьев, ни сестер.
В коридоре послышались шаги, шум сразу нескольких голосов. Время обязательного сна закончилось.
– Ну, я пойду, у тебя процедуры сейчас… Мы еще поговорим, потом. Обо всем поговорим.
Елена Сергеевна одернула юбку, застегнула жакет, провела рукой по волосам. «Наталья» жадно следила за ней, привыкая к ее резковатой манере двигаться, решительным жестам и сосредоточенному выражению лица. Перед тем, как покинуть палату, «мать» обернулась, окинула любящим взглядом замершую на кровати фигуру «дочери», такую похожую и такую непохожую на прежнюю Наталью. Вроде все как всегда, но откуда эта робость в глазах, почему так безвольно опущены плечи, а голова по-птичьи склонена к правому плечу.
Неужели авария так подействовала на нее? Просто сломала. Смотришь на нее, и самой хочется разрыдаться, прижать бедненькую к груди как в детстве, покачать на ручках, успокаивая и вселяя уверенность в собственных силах.
Впервые Елена Сергеевна видела свою дочь такой слабой, беззащитной, испуганной. А ведь чего только в жизни не было, и всегда Наталья показывала себя бойцом.
Подождем, время лечит. Врачи предупредили, что понадобится помощь психиатра. Я думала, только для того, чтобы помочь память восстановить, а тут вот какое дело… Значит, и врач почувствовал неладное. А вдруг вся слабость как раз оттого, что она ничего не помнит? Наверное, сейчас чувствует себя как на чужой планете, среди неведомых ей людей. Бедная.
Недалеко от истины была Елена Сергеевна. «Наталья» казалась себе листком, оторвавшимся от родимого дерева и гонимого теперь неизвестно куда. Что ждет тебя, листочек, впереди?
Завтра снимут повязку, подумалось «Наталье», сестра говорила, что там шрам небольшой, при желании его можно спрятать под волосами. И хоть тело было чужое, но боль она чувствовала и в душе побаивалась того момента, когда будут снимать швы.
«Наталья» сидела недвижимо на постели. Уставясь в окно, пыталась определить для себя самой, какое чувство она испытывает к своей «матери», Елене Сергеевне. Где-то в глубине ее существа смертельной колючкой сидел страх перед словом «мать», даже ужас. Как будто слово таило в себе опасность для нее.