– Как я устала. Все бегом, все на ногах. У тебя есть что попить?
На колченогом столике стоял пузатый графин и два стакана, но «Наталья» не видела, чтобы за все дни, что она здесь, кто-то менял воду. Она нерешительно двинулась к графину, но тут Елена Сергеевна наклонилась к прикроватной тумбочке и вытащила оттуда коробку, изрисованную заморскими фруктами. Отогнув уголок коробки, она сильными пальцами оторвала его. Махнула рукой «Наталье», чтобы та приготовила стаканы. «Наталья» поставила стаканы тут же на тумбочку, и оранжевая жидкость заполнила их почти до краев.
– Давай за твое выздоровление, дочка, за выписку! – радостно проговорила она. Протянула один стакан «Наталье», а своим легко стукнула, как бы чокаясь. Залпом осушив стакан, она взяла со спинки кровати легкое полотенце и стала обмахивать им лицо и шею.
– Я, пожалуй, разденусь.
Расстегнула жакет, под которым оказалась шелковая кофта на тонких лямках и без рукавов.
– Ты чего стоишь? Пей сок и садись. Я сегодня освободилась пораньше. Посижу с тобой. Соскучилась. Я эти недели и не спала, считай. Только глаза закрою, кошмары снятся: то ты в яму попала, то в поезде уезжаешь от нас, не попрощавшись, то зверь за тобой гонится. Утром встану, голова как чугунная, а в глазах песок. А тут еще печень прихватило, беда просто. Хорошо хоть Евгений сам справляется по дому, а то разве набегалась бы я из конца в конец. Единственно помогла ему Маринку в школу собрать. Сегодня он пошел ее провожать в первый класс, букет шикарный купил. Вот подожди, придут скоро, покажется наша принцесса во всей красе.
«Наталья» слушала женщину, пытаясь представить, что она действительно ее мать. Не могла.
– Что с тобой, что ты как чужая? Чего молчишь? – в голосе женщины слышалась тревога и близкие слезы. – Скажи, что для тебя сделать, чтобы ты ожила?
– Я ничего не помню, – решилась заговорить «Наталья». – Ничего и никого. Я только знаю, что вы моя мать, но не помню этого. Может, вы мне расскажите про мою жизнь раньше, до этого…
– Конечно, дочка. Как же я сразу не догадалась. Вот и врач говорит, что тебе надо как можно больше рассказывать, вдруг, что и всплывет в памяти, а там и сама память постепенно вернется.
Никогда не вернется. Потому что ничего со мной не происходило здесь с вами. Я другая, не ваша дочь. Я Анна и все про себя помню. Но говорить об этом мне нельзя.