– Тамошние ловкачи и стяжатели – есть неизбежная пена в свежем напитке. Пена осядет, Сейм разберется, и для должностей найдутся люди достойные. Хуже, когда вора присылают исполнять должность сверху, у такого не спросишь отчета, – сказал пан Константин.
– Конечно, свои казнокрады лучше, нежели назначенные из Петербурга! – съехидничал Тарлецкий и тут же поспешил сгладить ситуацию.
– Впрочем, вы правы – раньше или позже достойные люди найдутся. Такие, как ваш сын, который только благодаря собственному усердию стал капитаном в элитном полку. Предлагаю, – Тарлецкий встал с полным кубком в руке, – сделать то, что вам, верно, давно уже хотелось – выпить за новый чин вашего сына!
Пан Константин посмотрел на Тарлецкого настороженно, но и нотка признательности, как тому показалось, в его взгляде проскользнула. По крайней мере, свой кубок он осушил до дна. Не отстал от него и Тарлецкий.
Не то чтобы, выпив вина, Тарлецкий делался пьяным. Он все же был офицером российской армии, прошедшим, к тому же, кадетский корпус. Напротив, он мог выпить весьма много, и это не становилось внешне заметным – язык не заплетался, мазурка танцевалась даже лучше, не произносились откровенные глупости и не начиналась (ну, почти никогда) стрельба из пистолета на спор по бутылкам. Однако уже после первых бокалов и без того весьма уверенный в себе Тарлецкий напрочь переставал в чем-либо сомневаться. И вскоре он снова поднялся с кубком, чтобы говорить.
– Пан Константин, я уверен, мы уладим все затруднения, которые возникли у нас в делах. Потому что сегодня в моей жизни один из самых счастливых дней: я увидел Ольгу Константиновну! Я не ветреный гусар, напротив, по долгу службы я привык быть расчетливым. Но сегодня я впечатлен… Господа, я хочу выпить за прекраснейшую панну Ольгу! До сих пор она, словно драгоценная жемчужина, созревающая в неказистой раковине где-то на морском дне, росла в этом милом уединенном месте, счастливо удаленном от света, с его пороками, жеманством, неискренностью… Никто не мог по достоинству оценить эту жемчужину. Может быть, я один из первых счастливчиков. И я, вовсе не как ветреный мальчишка, но как расчетливый интендант хочу не упустить выгоды этого счастливого случая…
Пан Константин и его сын слушали этот вычурный монолог с лицами, застывшими, словно капнувший со свечи воск, господин Зыбицкий проявлял безразличие, а мсье Венье, наоборот, живейший интерес. Ольга залилась краской, на ее таком живом лице уже целую минуту не менялось выражение какой-то неосознанной вины. Простодушный тон удавался Тарлецкому так же убедительно, как и начальственный. Он продолжал: