– Конечно же, дождется! – вступила в разговор пани Ядвига. – Дмитрий Сергеевич обязательно останется с нами ужинать. Как только мы сядем за стол, появится и Рымша. А пока расскажите нам, как вы устроились, все ли хорошо? Не думайте, мы не перестанем вас опекать и здесь, все же вы в Литве, и пока нам позволяют считаться здесь хозяевами, мы должны быть гостеприимными.
«Ах, она еще и патриотка. И в этом тоже особенный шарм, как и в ее игре на виолончели…» – подумал Княжнин, но, чтобы не дать собственным мыслям развиваться в этом направлении, сразу выпалил:
– Благодарю. Устроился просто отменно. И скоро приедет моя жена! С сыном.
– Вот как? Превосходно! Значит, мы с Кастусем будем опекать и вашу супругу, ей это будет еще нужнее, чем вам.
Реакция пани Ядвиги на новость, которую сообщил Княжнин, была совершенно правильная – искренняя радость за него, но эта реакция совсем чуть-чуть, на какую-то долю секунды запоздала, и опытный фехтовальщик Княжнин не мог этого не почувствовать. Только и сам он реагировал нынче как-то невпопад:
– Беда в том, что Лиза не знает о моем переводе в Вильно и собралась ехать в Варшаву…
– Надеюсь, вы сможете их уведомить… Павлик, отпусти Алесика! Простите, Дмитрий Сергеевич, пора укладывать этих сорванцов спать, – виновато улыбнувшись, сказала пани Ядвига и как-то очень быстро покинула гостиную.
Княжнин вздохнул. Что ж, самое время было поговорить с паном Константином о деле. Не касаясь истории с лазаньем по крыше, Княжнин рассказал о своем сегодняшнем знакомстве с гетманом Косаковским и о сомнительного свойства деле, которое тот ему поручил.
– Знаете ли вы что-нибудь о пане Хоржевском? – спросил Княжнин в конце своего рассказа. – Действительно ли он может быть способен на то, чтобы составить заговор? Ведь просто не любить гетмана – это одно, вы сами признавались мне, что недолюбливаете этого человека, однако вы же не станете подкарауливать его где-нибудь с мушкетом. А устроить покушение на командующего всеми войсками Литвы – сие совершенно иное, для такого предприятия нужен характер отчаянный и предприимчивый.
Пан Константин, начавший выказывать признаки раздражения при первом же упоминании о Шимоне Косаковском, поднялся с кресла, кинул в камин несколько поленьев и принялся шерудить их кочергой, поднимая целый рой беснующихся искр. Княжнину, уже бравшему на себя сегодня роль брандмейстера, впору было бы его утихомирить.