Княжнин, отселившись из дворца, нисколько об этом не сожалел. К счастью, все дни напролет были заняты подготовкой к маневрам. Наконец однажды утром, когда Княжнин в очередной раз поднялся до рассвета, Андрюха, прежде чем пригласить умываться, с искренним раскаянием сказал:
– Простите меня, барин, Христа ради.
– Что-то еще учудил? Нет, конечно, нынче Прощеное воскресение, стало быть, последний день масленицы, и сегодня же маневры. На которых кто-нибудь непременно покалечится, а то и убьется, так уж водится. Лишь бы не Игельстром и не приглашенные им магнаты с министрами.
Андрюху Княжнин, конечно, простил. И более всего ему захотелось сейчас же сесть и написать письмо Лизе. В тот день, когда они расстались, он все же был недопустимо черств…
Однако с этим порывом придется повременить, хоть слова, которые просятся на бумагу, кажутся самыми верными. Да, возле холма, к которому скоро начнут стягиваться полки, все готово. Но все равно нужно быть там заранее. А потом присоединиться к конвою Игельстрома, стараясь по возможности не попадаться тому на глаза – посланник до сих пор дуется на строптивого капитана, не пожелавшего читать стихи его пассии.
Княжнин скакал через Варшаву один, легко ориентируясь даже в темноте. Уже за городом обогнал целый обоз со съестными припасами – после маневров для штаб-офицеров будет устроен фуршет. Полякам Игельстром решил в очередной раз выказать пренебрежение. Они вместе с иностранными министрами, избавляя Княжнина от лишней заботы, отправятся обедать к польскому королю в Лазенки. Там уже между собой, по замыслу Игельстрома, пускай обзавидуются, обсуждая, до чего хороши российские полки. По такому случаю и этот королевский обед устраивался за счет российской казны, о чем деликатно умалчивалось.
Как уж водится, когда ты собираешься праздновать прощание с зимой, она непременно напоминает о себе. Пошел снег, словно пытаясь подменить вроде бы начинавшийся уже рассвет. На затвердевший до режущего состояния наст опускались тяжелые, как навозные ошметки, снежинки. Самые предприимчивые из них устроились на раскидистых рогах благородного оленя, который гордо прошествовал в двухстах саженях от Княжнина.
«Повезло ему, что сегодня не охота, а маневры, – подумал Дмитрий Сергеевич. – А вот снег теперь очень некстати».