– Передайте графине, что я очень признателен ей за приглашение и так же весьма ценю ее внимание, однако быть сегодня на балу не могу – повредил ногу, хромаю, так что не до танцев.
– Вы ведь еще ни разу не были на светских приемах, господин Княжнин, – сказала дама, подняв свои ресницы и глядя Княжнину прямо в глаза. – До сих пор вас извиняло то, что вы очень заняты подготовкой этих маневров в Лазенках. Но теперь? Может быть, вам неприятно общество дам? Смотрите, а то ведь уже поговаривают, будто неспроста при вас слуга мальчик…
– Да что за день сегодня? Сговорились все, что ли, обзывать меня никчемным? – возмутился Княжнин, снимая с дамы манто и подталкивая ее к своему письменному столу. – Сюда, сударыня.
Натура фехтовальщика сама подсказывала, когда на дерзкий выпад противника нужно ответить атакой флешью, а не заученно бренчать шпагами – укол за уколом, реплика за репликой. Смущения в глазах гостьи не прибавилось ни на йоту, когда Княжнин водрузил ее на стол и решительно выпростал из пижм ее оказавшиеся весьма стройными ножки. Только любопытство. Она ведь с первой минуты взялась изучать этого загадочного русского капитана, и теперь у нее только дух захватывало от того, как стремительно стало продвигаться ее исследование.
– Мне приятно общество дам. Но я не хочу танцевать сегодня на балу. Вот так, госпожа пробир-фрейлина! – отрывисто говорил Княжнин, продолжая действовать не только решительно, но и чрезвычайно рационально.
– Я поняла вас, о да! – ойкнула фрейлина, устремив в потолок свои каблучки, на которых еще не растаял грязный уличный снег.
Поскольку действие происходило на письменном столе (постельных сцен автор старательно избегает), можно сказать, что фрейлина превратилась для Княжнина в открытую книгу, которую он торопливо листал страница за страницей, стараясь скорее найти счастливый конец. Однажды для этого пришлось послюнявить палец – приложив его к пухлым губкам фрейлины, чтобы та потише ойкала: все же внизу кофейня.
Княжнин даже не знал и не хотел знать, как ее зовут. Только сейчас, когда с ее головы съехала меховая шапка, а под ней развязался платок, он увидел, что она блондинка. Не обращая внимания на то, что всего час назад получено благословение на Великий Пост, что за окном «галантный» век (получивший такое название по какому-то недоразумению), он грубо, даже с ненавистью пользовался подвернувшейся под руку женщиной, чтобы выплеснуть напряжение, обиду, бессилие, накопившиеся за последние дни.