– Так вы воевали в Финляндии? – обрадовался Тучков. – Я ведь тоже две кампании провел там на галерах, аки раб! Идемте же скорее, нам будет что вспомнить!
Так паче чаяния первый вечер в Вильно, проведенный в доброй компании артиллерийских офицеров, получился очень приятным. Оказалось, что Княжнин и Тучков не только почти ровесники, почти равны по чину, воевали рядом, стало быть, братья по оружию, – у них еще и отцы у обоих военные инженеры, причем получалось, что отец Княжнина состоял под началом у батюшки Тучкова, бывшего генерал-поручиком и начальником всей инженерной части. Княжнин и Тучков и образование получили схожее, оттого и разговор между ними ладился. Только если Княжнина больше увлекали боевые искусства, то Тучкова – изящная словесность. Когда Княжнин поделился с ним, как ему тяжело на душе от необходимости состоять порученцем при сановниках, таких как Игельстром, Тучков в утешение прочел ему свой сонет, в котором, будто в воду глядел, перечислил все его терзания:
«Быть предану властям и оным лишь служить,
Зависеть от других и воли не иметь,
В местах тех обитать, где б не хотелось быть,
За несколько утех премного скук терпеть,
Что в сердце чувствуешь, того не сметь сказать,
Любимцам следовать, при том их не любить…»
И заканчивался этот довольно длинный сонет строкой:
«…Вот кратко при дворе как должно гибко жить».
Выслушав, Княжнин, выпивший по случаю знакомства немного пуншу, с чувством пожал поэту руку.
– Все верно. Только я в последней вашей фразе «должно гибко» заменил бы на «вовсе гадко», – сказал он. Впрочем, охватившая его грусть была легкой и даже приятной.
Глава 11
Проще пареной репы
Была у Княжнина слабая надежда на то, что генерал Арсеньев вместо того, чтобы перенаправить его к здешнему гетману, возьмет да назначит его временным командиром любого армейского подразделения, где есть нехватка офицеров, – хоть бы в том же Нарвском полку. Какое там… Арсеньев в разговоре оказался человеком весьма приятным, но ослушиваться указаний начальства даже не помышлял: коли сам Игельстром велел состоять при Косаковском, так к нему и отправляйся, прямо тотчас же. В утешение генерал сказал, что очень рад прибытию в Вильно преображенца, сам в молодости служил в сим славном полку. Чтобы бедолага Княжнин совсем не позабыл, что в российской армии состоит, раз в неделю Арсеньев велел приходить к нему на доклад. Еще написал распоряжение казачьему полковнику Кирееву выделить Княжнину одного казака в ординарцы. А напоследок генерал подтвердил, что озабочен здесь, в Вильно, приблизительно тем же, чем Игельстром в Варшаве: сказал, что устраивает у себя завтра прием – по здешнему «редуту». И Княжнина пригласил приходить, предпочтительно имея маску. «От стыда, что ли, под маской прятаться? Вот еще блажь: маскарады в Великий пост устраивать», – подумал Княжнин.