Я с малолетства занимался науками, и так как меня уверяли, что именно в науках я найду познание ясное и верное всего полезного для жизни, то пламенно желал их изучать. Но как скоро окончен был мною курс наук, дающий право на вступление в ряды ученых, мнение мое о науках совершенно изменилось, потому что я увидел себя подавленным таким множеством сомнений и заблуждений, что, казалось мне, извлек из учения только ту пользу, что вполне убедился в своем невежестве. А между тем я учился в одном из знаменитейших училищ Европы, в котором, как я полагал, скорее, чем где-либо на свете, должны были находиться ученые люди. Я учился тому же, чему и другие учились, и даже, не довольствуясь преподаваемым, читал все попадавшиеся мне книги относительно самых любопытных и редких познаний. Вместе с тем мне известны были мнения других о моей учености, и я не замечал, чтобы меня ставили ниже моих соучеников, хотя между этими последними были и такие, которые предназначались занимать впоследствии места учителей. Наконец, наш век казался мне не менее процветающим и не менее плодовитым на замечательные умы, как и любой из предыдущих веков. Все эти соображения не давали мне право судить по самому себе и обо всех других людях и вынудили прийти к такому заключению, что нет ни одной науки на свете, которая была бы в самом деле наукой, как мне прежде этим напрасно забивали голову.
Я не переставал, однако ж, придавать известное значение школьным упражнениям; я знал, что языки, которым обучают в школах, необходимы для понимания древних книг, что остроумие басен пробуждает деятельность ума, что историческое повествование о замечательных деяниях возвышает ум и помогает развитию рассудка (если только это повествование изучать с рассуждением), что вообще чтение всяких хороших книг есть как бы беседа с лучшими людьми прошедших веков, и притом – беседа особенно полезная, так как эти лучшие люди сообщают нам только лучшие свои мысли. Я знал, что в красноречии есть сила и красота несравненная, что поэзия богата тонкостями и прелестями восхитительными, что математическим наукам принадлежат самые хитрые изобретения, служащие как для удовлетворения любопытства, так для развития всех искусств и для уменьшения физического труда людей. Я знал, что богословие открывает путь к спасению души, что философия сообщает искусство говорить правдоподобно обо всем и приводить в удивление малознающих, что юриспруденция, медицина и другие науки приносят почести и богатства тем, которые их изучают, и, наконец,