Я почти взвыла на последних словах. Дико, громко, как раненное животное. Элизабет побледнела и схватила меня в охапку.
– Так, Бел, ты идешь со мной, поняла? На тебе лица нет! Ты сейчас упадешь в обморок! Мы идем в мою комнату. Я заварю тебе травяного чаю. Да, вино сейчас было бы уместнее, но ты же знаешь, я не пью и не одобряю. Ты расскажешь мне все, Бел. Ведь я… – Элизабет помедлила, и голос ее стал суровее. – Ведь я ничего не знала про Клода. И кажется, тебя я совсем не знаю? Да, Бел? Или как тебя зовут на самом деле?
– Меня зовут Изабелла Окнел. И да, за меня и моего сына была назначена награда моим мужем Клодом. Но он нашел меня сам. И пришел сюда. И отобрал Патрика. Клод… всегда выполняет свои обещания, – бесцветным тоном ответила я, предчувствуя беду.
Кажется, гроза, которая разразилась за окном, покажется мне детской игрой, по сравнению с теми громами и молниями, что спустит на меня сейчас Элизабет?
Но она молчала. Ее руки беспрестанно комкали передник, а в темных глазах невозможно было ничего прочитать. Губы ее были недовольно поджаты. Я вздохнула, предчувствуя, что меня сейчас прогонят. Черт, а Ален еще не забрал меня на работу в замок. Что же мне делать? Идти на улицу снова? Мокнуть с сыном под проливным дождем?
– И когда же ты собиралась мне сказать? – наконец проговорила Элизабет, грозно сверкнув глазами.
Я прикусила губу. О небо, что же мне делать? Элизабет выглядела так, словно была на грани смертоубийства. Я ее понимала. Она с самого начала проглотила коротенькую сказочку о том, что я служанка, которую обрюхатил хозяин особняка. Обрюхатил, но оказался добрым и дал родить бастарда, и оставил ребенка со мной. Но меня выгнал с работы, и мы с малышом умирали с голоду, когда заглянули в таверну. А сейчас она узнала, что ей навешали лапши на уши, врали в глаза. Она… вправе задавать неудобные, некрасивые вопросы. Но мне на них категорически не хотелось отвечать. Я поежилась и переступила с ноги на ногу. Я могла сейчас соврать снова. Сказать, что буквально сегодня собиралась раскрыть Элизабет правду, и попросить прощения. Просто не нашла еще удобного момента, да и не виделись мы с нею. Но… правда была другая. И мы обе ее знали. Вернее, знала я. А Элизабет чувствовала. Все-таки у нее была особая чуйка на ложь. И то, что она с самого начала не заподозрила обмана с моей стороны, было даже удивительно.