– Спи, – буркнул Павел Иванович, с усилием вгоняя ногу в сапог, – отдыхай…
– Да уж какой тут отдых, – невольно улыбнулась Варя, проходя к кухонному столу. – Бухаешь, как трактор… Тебе чего-нибудь с собой приготовить?
– Ничего не надо.
– Ну, Паша, а как же ты так: не емши, не спамши, подхватился и айда…
– Надо, Варюха, надо!
Варя посидела тихо и молча, наблюдая за сборами мужа, глубоко вздохнула:
– Ты хоть когда вернёшься-то? Когда тебя ждать?
– Чего не знаю – того не знаю, – усмехнулся Медведков. – Конец года, должна уже привыкнуть…
– Я привыкаю, – слабо улыбнулась Варя, – ко всему привыкаю… Ты бы, Пашенька, меховую безрукавку пододел – такие морозы жмут на улице.
– Давай.
– Ребятишки по тебе сильно скучают, совсем ведь не видят тебя последнее время: ночью приходишь, ночью уходишь. Ты хоть для них-то время найди, Паша.
– Во! – оживился Павел Иванович. – Напомнила…
Он порылся в карманах куртки и достал две кедровые шишки.
– Это вот им от зайчика. Так и скажи, поняла? Большая шишка Волохе, как старшему, маленькая – Пал Палычу.
Варя приняла шишки и стояла напротив мужа, смотрела, как он собирается: маленькая, простоволосая, с носиком-пуговкой, крупноватыми скулами и большим, некрасивым на ее лице ртом. И по тому, как стояла, как смотрела, сразу можно было догадаться, что любит она своего мужа, до беспамятства любит, и если случись вдруг чего – опорой ему будет верной и надежной, чего бы там ни случилось. И еще как-то так вот сразу понималось, что не ради себя, а ради него самого любит, что в этой любви – все для него, Павла Ивановича, а уж потом, если чего останется, крошки какие, можно и о себе подумать. Редкое качество любви, между прочим, по нашим-то временам. У нас ведь как теперь: полюбил и сразу – мое, не замай, только мне принадлежит! И все только к себе примеряется, на себя тащится, безо всякого интереса к тому, а каково предмету твоей любви – удобно ли, хорошо ли от твоих чувств сердечных, или, наоборот, взвыть ему от них хочется и куда попало, хоть на край света, бежать поскорее…
– Шарф дай поправлю.
Павел Иванович послушно склонил голову на крепкой шее, и Варя заботливо подоткнула шарфик под борт воротника. Не удержалась, легонько приткнулась к мужу, приподнимаясь на носках в разношенных комнатных тапочках.
– Эк, исхитрилась, значит? – улыбнулся Медведков, обнимая жену и оставляя на ее щеке торопливый поцелуй. – Вам бы, бабам, все обжиматься…