– Охолонь, Арсений, – осадил его Мизинов. – Эти люди все делают четко. Они уже далеко. Да и рисковать мы не можем, понимаешь? Марковна, что случилось? – Мизинов тронул женщину за плечо. Под его рукой тело затряслось, как в лихорадке.
– Александр Петрович, батюшка! – Марковна подняла на него заплаканные невидящие глаза. – Что же это?.. Егор-то мой, а?.. Забили, в усмерть забили!.. – и снова заголосила, склоняясь над телом.
Мизинов опустился на колени рядом с Егором, перевернул его на спину. Глаза старика были полузакрыты, сквозь приоткрытые веки был виден едва заметный зрачок. Мизинов приоткрыл веко, потрогал шею под скулой. Есть надежда!
– Марковна, он жив, жив! Маджуга, скорее! Подхватили осторожно! Несем ко мне в светелку!
Хорунжий приподнял Егора за ноги, Мизинов ухватился за подмышки, и они понесли обмякшее и тяжелое тело в дом. Марковна, причитая и утирая слезы фартуком, семенила следом. Этих супругов год назад порекомендовал Мизинову тот же Куземов, и с тех пор старики жили в его доме, целиком ведя несложное хозяйство холостяка. Егор и Марковна были сибиряками, как, наверное, каждый второй в этом далеком, но совершенно русском городе на краю земли…
Егора уложили на хозяйскую кровать лицом вниз. Мизинов с Маджугой вышли на кухню, помыли руки и вернулись к кровати.
– Снимаем рубаху, – Мизинов велел Маджуге приподнять Егора за шею и поддерживать, а сам начал осторожно срезать ткань рубахи. Спина была исполосована вдоль и поперек. Но, на счастье, глубоких ран оказалось всего две. Лоскуты рубахи присохли к этим ранам и не отставали.
– Не отрывать лоскутки! – командовал Мизинов. Обращение с ранеными было привычным делом многих офицеров окопной войны. Мизинов и сам перевязал на фронте стольких раненых, что этого контингента достало бы на целый полковой госпиталь.
– Марковна, тащи сюда бинты и кипяток… Да не голоси ты, он будет цел… Потом все расскажешь!
Старуха выбежала и вскоре возвратилась с большим баулом и ковшом кипяченой воды, поставила все рядом с Мизиновым. Генерал развел в небольшой плошке раствор марганцовки и принялся аккуратно протирать спину Егора. На глубокие раны наложил смоченные марганцовкой бинты и велел туго перетянуть старика бинтом.
– Арсений, это по твоей части. Покрепче, но не резко… Вот так…
Когда с перевязкой было покончено, Мизинов велел подложить под лицо Егора несколько подушек и оставить его лежать на животе.