Алфавит грешника. Часть 2. Было Не было Могло - страница 13

Шрифт
Интервал


Хотя бы близкого по крови.
Побудь, отринувшись от дел,
У изголовья сидя просто,
Пока средь мёртвых ищут тел
Моей комплекции и роста.
И даже чувствуя: в груди
Горит все зримей и заметней,
Прошу тебя – не уходи
Сейчас и даже в миг последний.
Знай: каждый в мыслях о себе,
Мы отыскать пути сумеем
Моей запутанной судьбе
В переплетении с твоею.
Пусть жил я, мучая тебя,
Беспутно и нетерпеливо,
Не понимая, что губя,
И не узнав – несправедливо.
Но и в беспамятной глуби
Слова несказанные в силе,
Всё позабудь, одно: люби,
Пока мне сердце не сменили.

«Всегда так было или нет?..»

Всегда так было или нет?
Неужто будет неизменно?
Рождает чудищ божий свет,
И нет их гаже во вселенной.
А мы, поверившие им,
Их лжи об истине и вере,
Страдаем и боготворим
Нас пожирающего зверя.
Поём осанну невпопад
И умолкаем, где не надо,
Под блеск и бряцанье наград
Очередного казнокрада.
Да под прицелом волчьих глаз
Толчёмся стадом бестолковым,
Выпячивая напоказ
Обремененья и оковы.
При этом в жертву отдаём
Своих детей, таких невинных,
Заискивая перед злом,
Как половой пред господином.
Так что же ждать прощенья нам
При жизни и по смерти тоже,
Когда нерукотворный храм
Дыханьем нашим уничтожен.
Когда иудиную мзду
Мы меж собою разделили,
И путеводную звезду
На золотую заменили.
Что удивляться, коль в ответ
Неотвратимо, неизменно
Рождает чудищ божий свет,
И нет их гаже во вселенной.

«Вселенной дела нет до нас…»

Вселенной дела нет до нас,
До наших грёз или заскоков,
С благодеяньем напоказ
И тайной сладостью пороков.
Как нам до страждущих вокруг,
От инвалида до старухи,
И прочих нищих и пьянчуг,
Больных, убогих, сухоруких.
А также прихвостней своих,
Включая собственные семьи,
И даже самых дорогих –
Кто с нами встретит воскресенье.

«Всерьёз я в юности едва ли…»

Всерьёз я в юности едва ли
Представить мог такую жуть,
Что в нищете, в полуподвале
Закончится мой грешный путь.
При всех способностях и фарте,
Не знавший страха и стыда,
На блеск побед сулящем старте,
Как это виделось тогда.
Я не давал себе поблажки,
Не потакал страстям своим,
Ходя в отглаженной рубашке
И бритым, словно херувим.
Причём, не глядючи на риски,
Себя под чёрти что кроя,
Отца и мать, родных и близких –
Кого не мучил только я.
Уже светил мне чин высокий,
Дающий власти произвол,
Но с женщиною черноокой
Меня Господь зачем-то свёл.
И всё построенное мною
Сгорело начисто, дотла,