— Я могу идти?
Император одобрительно кивает.
— Дам знать, когда ты понадобишься.
Рэйв покидает императорские апартаменты и выходит в коридор. Рассекает воздух, открывая портал, который втягивает мужчину в себя и выталкивает в сторожевую башню его собственных владений, что находятся на границе с долиной.
Наконец срывает с себя тесный камзол и втягивает через нос больше воздуха в грудь. Все тело горело словно раскалённый камень, пуская горячие тугие волны по мышцам — его собственная сила.
Ему нравилось встречать закат и напитываться магией, которая разливалась в воздухе вместе с ветром. Магия особенно сильна с началом пробуждения природы после зимней спячки.
В памяти воскрешаются мгновения минувшей ночи: чуткие девичьи пальцы, мягкие нежные губы, податливое тело и тугое горячее лоно. По телу проходит тяжёлая волна возбуждения. Безумно сладкие вершинки и вкусно пахнущее волосы. Рэйв даже пожалел, что покинул ее так скоро, сейчас он не прочь был остаться ещё на пару ночей. Словно он не насытился этой ночью. Это открытие было слишком нелепым, обычно он, едва покинув постель, сразу теряет интерес к женщине, с которой спал. А эта дикарка весь день не выходит из головы.
Что-то показалось в ней особенным… знает магические травы и заклинания. Ничего удивительного, многие в этих землях обучались магии. Тогда что не так? Рэйв не мог понять. А когда он чего-то не понимал, то страшно злился.
Молодой мантикор покидает башню, только когда небо совсем светлеет, а на горизонте среди гор появляется ослепляющей диск солнца. Выкинув из головы и решая её больше не вспоминать, Рэйван отправляется в свои покои, срывает с себя рубашку, всю одежду, оставаясь нагим, и погружается в наполненную слугами купель. Его рана полностью исцелилась, на теле остался лишь красный рубец, который украшал бок, как и другие многочисленные шрамы.
Мантикор застывает, когда внезапно на коже груди вспыхивает магия. И тут же растворяется пыльцой воздухе, оставляя магический контур такого же золотого цвета, как и его глаза, обдавая грудь огнем.
Кулаки мужчины сжимаются до белых костяшек, а радужка сгущается в темнеющий золотой сплав. Перед глазами предстала та лекарка с платиновыми волосами и глазами цвета лавандового поля.
— Проклятая дикарка! — издает рык, сотрясая воздух, смотря в собственное отражение в зеркале, где на загорелой груди гибкого мужского тела красовался магический контур истинности, который говорит только об одном — связь создалась.