Через пару месяцев он отпросился у отца и поехал в город с Филей. Пока кузнец выбирал новую сбрую для лошадей, Гриша выждал момент, когда Ильи Игоревича не будет дома и заявился к Лиде.
— Ну, здравствуй, — он вальяжно развалился на кожаном кресле хозяина дома и закинул ногу на ногу. — Готовишься к свадьбе?
Лида густо покраснела, смущенно опустила глаза в пол и еле слышно ответила:
— Готовлюсь.
— Я тут решил поговорить с тобой и объяснить, как жить будем, чтобы ты потом не жаловалась.
Он начал с того, что перечислил ее обязанности: родить десять детей, не толстеть до самой глубокой старости, никогда не ходить в гости и на балы, не тратить деньги на украшения и наряды, не нанимать гувернанток и самой обучать детей, помогать поварихе на кухне.
А потом перешел к своим правам:
— Для меня свобода – прежде всего. Если захочу прокатиться до Парижа, то уеду и спрашивать не буду. Раз в неделю буду мотаться в Дом терпимости. А в бане буду париться с Акулиной…или еще с кем-нибудь. Охота, друзья и застолья – почти каждый день. Но чтобы ты на люди не появлялась. Пока у нас гости, ты с детьми сидишь в своих покоях. Не хочу, чтобы чужие мужики пялились на тебя. Та-ак, что еще? — он задумчиво помял подбородок, скосив глаза на Лиду.
Она стояла, словно статуя. Ее желтое лицо побледнело, а глаза в беспокойстве метались по квадрату окна.
«Все еще хочешь замуж за меня, Лидонька?» — с издевкой подумал он, а вслух добавил:
— Спать будем порознь. Не выношу, когда храпят и бздят под одеялом.
Тут девушка не выдержала, развернулась и выскочила из комнаты.
— Погоди, я тебе еще не все рассказал о нашей счастливой супружеской жизни! — крикнул он ей вслед и расхохотался.
Прошло два дня с той встречи. Судя по грозному крику Степана Мефодьевича, встречу ему в письме описали достаточно подробно и красочно.
— Гри-шка! — донесся вместе с ветром отцовский голос. — А ну подь сюда, паскуда! Прости Господи.
— Надо идти, — тихо сказал Гриша и начал одеваться. Акулина больше не приставала с вопросами, поняла, что барин поступил по ее совету. Она стянула мокрую сорочку, открыла дверь бани и нырнула в пар.
— Хорошо тебе, — с завистью подумал он. — А мне сегодня точно нагайкой попадет.
Юноша набросил на плечи старый кафтан, засунул ноги в галоши и зашлепал по грязи в сторону дома. Степан Мефодьевич увидел его издали и терпеливо ждал, когда нерадивый сынок приблизится.