Пациент особой клиники - страница 34

Шрифт
Интервал


– Добрый вечер! Не желаете присесть? – спросила старшая воспитательница Виктория.

Она была единственным обратившимся к нему человеком из числа присутствовавших. С момента, когда на входной двери он ввел код, который знали все родители, говорить приходилось только ему.

– Прошу прощения, прошу прощения, – как заведенный, повторял он, войдя в актовый зал, который обычно использовался для проведения различного рода мероприятий.

Сегодня же он сам стал предметом обсуждения среди круга лиц, насчитывавшего около пятнадцати человек, вздрогнувших при его появлении.

– Вы, конечно, не ожидали настоящего привидения? Верно? Я имею в виду, что на празднике Хеллоуина вряд ли кто-нибудь из вас сможет быть похожим на меня, – делано рассмеялся Винтер и провел рукой по пропитанным дождем и бензином волосам.

Он оглядел присутствовавших и заявил:

– Ну, ну, бросьте! Что случилось? Почему такие озадаченные лица? Ваши дети все еще живы!

С этими словами Патрик вынул из кармана брюк зажигалку и с вытянутой рукой застыл, как статуя Свободы. Никто не встал. Все буквально оцепенели. Только Виктория потянулась к телефону, видимо, чтобы вызвать полицию, но это его вполне устраивало.

– Каждый из вас наверняка думает, что сегодня было бы гораздо лучше остаться дома, не правда ли? – обратился Винтер к родителям. – Лучше бы послушали своих хныкающих детей, которым гораздо больше понравилось бы переодеться и вместе с вами принять участие в празднике. Но нет! Маме и папе требовалось идти на родительское собрание! И кто только составил такой дурацкий план? – Тут он подмигнул одной из воспитательниц по имени Соня и продолжил: – Я имею в виду, что глупо было назначать собрание именно на тридцать первое октября. Это каким же идиотом надо быть?

Патрик коснулся влажного лба, на мгновение умолк, а затем заявил:

– Сегодня не следовало бы обсуждать вопрос, могут ли дети взять с собой свои игрушки или сколько сладостей разрешено хранить в хлебном ящике. Сегодня надо изгонять неприкаянные души умерших. Блуждающую душу моего Йонаса. Да и мою собственную.

Он судорожно сглотнул, закашлялся и продолжил:

– Что ж, дорогие родители! Вы поступили глупо и не переоделись. Пришлось мне сделать это за вас, и вот я здесь. Как живое доказательство того, что зло действительно существует и что дети могут умереть. И не только в сообщениях по телевизору и в газетах, а здесь, в Берлине, прямо у нас на глазах.