Соколов напряженно соображал, и вдруг его словно свыше осенило, он вспомнил великого поэта:
– Ставлю пиковую даму!
Рыжий вдруг потерял всю невозмутимость, застонал враз севшим, каким-то загробным, глухим голосом:
– Ах, старая сука, пошла налево… – Он вмиг сник, съежился, и весь его облик вдруг сделался жалко-несчастным. И лишь глаза с ненавистью глядели на обидчика, который так хитро провел его, ловкого пройдоху.
Рыжий проиграл все, что было, включая чужие деньги, которые вез в Москву. В голове стучала кровь. «Перехитрил сам себя, сам себя, сам себя…»
Скрипнул зубами, твердо решил: «Нет, с деньгами этого фраера не отпущу!»
Несчастным голосом, словно последний нищий на паперти, взмолился: