Ничто не остановило мокрого Евгения ущипнуть за задницу кухарку. Та попыталась сделать вид, что ей приятно, хотя через полсекунды стало ясно, что это не так. Женя полез целоваться (во дают бездушные мальчишки – вроде проститутки, а все целоваться лезут). И только первая попыталась выскользнуть из объятий рьяного любовника, пока другая, менее привлекательная (увы, даже для тысяч душ) пряталась за мебелью похожей на себя, ворвался Хаш и стуком башмака об пол казенный прекратил весь этот Беннихилловский балаган.
– Ко мне, быстро! – скомандовал тот, что когда-то провозгласил себя главным здесь.
Евгений схватил парного мясца неизвестно кого, травы, похожей на сельдерей, но не такой отвратной (без клея и бензина), и, пока шел, откусывал и наслаждался трапезой. Носитель разочаровался, что всеми почитаемый ритуал был осквернен и потерял элемент возвышенности – пользования столовыми приборами, но через секунду смирился.
Они поднимались ввысь, и, господи, как этот мальчик выл и чавкал по пути! Мясо было настолько горячее, что вкуса невозможно почувствовать человеку. Но это не беда – все снедалось бы в любом случае – и как! О да, животное и травяное – все подпалили, подсолили, пропитали. Каждая молекула трупа этой убиенной твари суждена была дать топливо, подпитку шагающему организму. Каждый новый кусочек не терял своего вкуса шашлыка, рассыпающегося, соприкасающегося со всем, что внутри любого иного куска мяса, пока еще живого. Каждое сжатие зубами высвобождало больше сока, чем ожидалось, при этом все распадалось, чтобы опять собраться и дать едоку больше оргазма – того, что он всегда хотел и всегда будет хотеть.
Мгновенья музыки чудной и инородной. Они поднялись – «отец и сын». Хаш обернулся и устремил суровый взгляд на собеседника, выбросившего пустую миску на пол.
Это самый, черт его дери, озверительный момент. Хаш, в своих традиционных, богоподобных, но чересчур «изъежистых» доспехах, был окружен аурой постоянно произвольной формы. Она представляла собой хаотично переливающиеся и смешивающиеся в голубоватые, фиолетовые и даже белые оттенки красного, зеленого, желтого и синего сияний. И при каждом шаге этого гиганта от ступней его взметались всполохи синих искр, шуршащих горящим хворостом в костре и отзванивающих электрическими разрядами. Он смотрел на Евгения непонимающе.