Боль, густо смешанная со стыдом, расползалась в груди чёрной дырой и, словно зараза, медленно, но верно поражала всё больше органов. Лучше бы у цваргов был иммунитет не к спирту, а вот к этой дряни, от которой так больно дышать.
— Ты, наверное, счастлив безмерно?
Я затуманенным взглядом посмотрел на старину Дина. Резонаторы у него были совсем в зачаточном состоянии, так и не выросли даже к девяноста пяти годам. Ему отказали в анализах на подбор цваргини, когда стало ясно, что природа дала на нём сбой. «Отказ» — значилось в его документах, как, впрочем, и у всех, чьи гены по каким-то причинам не удовлетворяли Планетарную Лабораторию. Отсюда и унизительное, но прижившееся в обществе прозвище — «отказник», хотя, конечно, изначально этично было говорить «отверженный». Анкеты отверженных не показывали чистокровным цваргиням, которые искали себе мужей, их для планеты как будто вообще не существовало.
— Ага, счастлив, — соврал, ощущая, как голова начинает приятно кружиться, а во рту всё так же разливается насыщенный вкус кисловато-пряной вишни.
Говорят, шэйтарри для каждого гуманоида имеет свой собственный вкус — то, что ему нравится больше всего. Не знаю, правда ли, но к этой ягоде я всегда был неравнодушен.
— Слушай, сделай освещение чуть менее ярким.
— О-у, думаешь пригласить к нам какую-нибудь девочку? — отозвался Дин, но всё же поднялся с дивана и крутанул датчик света на минимум. — Если что, я уточнял: к барменше и официанткам приставать нельзя, но снять малышку на танцполе не воспрещается.
— Нет. Свет глаза режет. Никаких девочек.
— А-а-а, то есть ты, как Берри, уже нашёл свою красотку? — Приятель «понимающе» подмигнул. — Слухи не врут и всю эту реформу ты протащил ради цваргини? Расскажешь, кто эта счастливица?
Я посмотрел на приятеля и молча отхлебнул из горла. Да чтобы Дин хоть что-то понимал…
— Сисиль, я так долго ждал этого дня… Мы знакомы с детства. Я всегда считал тебя самой потрясающая девушкой, и теперь, когда я могу претендовать на твою руку и сердце, скажи, ты станешь моей женой?
Я распахнул бархатную коробочку с драгоценным кольцом и опустился на одно колено, как это принято на Цварге, но в ответ получил лишь растерянный взгляд, широко распахнутые изумрудные глаза и бесконечное изумление. Последнего было так много, что, даже не дотрагиваясь до Сисиль, я улавливал её состояние.