Секретарь с сообщением, что к моему прослушиванию всё готово,
вошёл буквально в тот момент, когда мы с отцом Антонио допили кофе.
Я поблагодарил хозяина кабинета за прекрасный напиток и
содержательную беседу, и мы направились в часовню. По дороге
архиепископ сказал мне, что часовня, куда мы направляемся,
называется Redemptoris Mater, то есть "имени матери Искупителя", и
в ней иногда проводит проповеди сам Папа Римский. Ага, Марии,
которой и посвящена молитва Ave Maria. Символично. Жаль, что я
здесь по делу, и меня ждут такие важные люди, а то бы я с
удовольствием залип на пару часов, ведь окружающие меня интерьеры
создавались величайшими мастерами архитектуры, скульптуры и
живописи, и посмотреть было на что. Но я старался не вертеть лишний
раз головой, чтобы не выказать неуважение.
Вскоре мы вошли в часовню. Это было относительно небольшое
квадратное помещение с высоким куполообразным сводом. В часовню
вели четыре двери, по две в противоположных стенах. В двух других
стенах были узкие высокие окна, с одной стороны два, а с другой
одно, и рядом какой-то проход или ниша, закрытая плотными
занавесями. Стены и свод представляли из себя сплошную фреску,
изображающую различных святых, а со свода смотрел на собравшихся,
скорее всего, лик Христа, от которого расходился четырьмя широкими
белыми лучами крест. По центру стены с двумя окнами, на небольшом
возвышении, был установлен массивный мраморный стол на причудливом
основании, изображавшем какие-то фигуры. Больше в часовне ничего не
было. Ну, в смысле, обычно не было. К моему выступлению в зал
часовни вынесли стулья. Я предполагал, что к архиепископу могут
присоединиться другие слушатели, но не ожидал, что их окажется так
много. Несколько рядов стульев, выставленных по центру часовни и
образующих квадрат небольшого зрительного зала, были полностью
заняты священнослужителями, причём, судя по их цветным одеяниям,
высокого ранга. По большей части сутаны здесь были такими же, как у
Антонио Верде, фиолетовыми, но были среди них и пара красных,
кардинальских, как я узнал позже. А вдоль стен стояла публика
попроще, в чёрных сутанах.
Рядом с мраморным столом поставили электроорган и концертный
табурет для исполнителя. Инструмент был уже включен. Заняв место за
клавиатурой, я убавил громкость до минимума и взял несколько нот,
чтобы проверить звучание инструмента. Негромкий гул голосов в
часовне сразу стих, и все слушатели приготовились внимать музыке.
Ну что ж, думаю, я их не разочаровал, показал всё, на что был
способен. Хотя микрофона с усилителем мне не предоставили, акустика
в часовне была выше всяких похвал, а звуковой объём был куда
скромнее моей предыдущей "концертной площадки". Произведённый на
присутствующих эффект полностью повторился: в глазах многих к
моменту окончания моего выступления стояли слёзы. А архиепископ
Антонио Верде, поднявшись со своего места в первом ряду стульев и
встав рядом со мной, перекрестился и произнёс, обращаясь к
слушателям: