Вера насмешливо посмотрела
на агента.
— Философ, да? У тебя свободы ещё
меньше. На Земле щёлкнут пальцами — ты побежишь устранять проблему.
Защищать тери. А сам даже не живёшь
на их планете. Разве нет?
Ингвар сделал глоток из кофейной
кружки.
— Ты права.
— Тогда в чём
принципиальная разница?
— Всё просто. Ты думаешь,
что свободна. А я вижу полную картину мира. Без розовых
очков.
— И?
— В сущности, нам
предлагают поменять одну зависимость на другую. Понятно, что
решать не мне. Но расследование, которое я веду...
во многом повлияет на конечное решение.
В кафе стало шумно. Многие
посетители курили, распространяя запахи фруктового
и шоколадного табака. Ветер швырял в окно пригоршни
дождевых капель.
— С тобой приятно
работать, — вдруг заявила лётчица. — Я ничего
не делаю, а кредиты сами капают на счёт.
Ты вообще собираешься выходить из купола?
— Я фрик, — напомнил
Ингвар.
— И что? Разве тебе
не нравится летать?
Агент пожал плечами.
— Отношусь к этому занятию
спокойно.
— Ну ты даёшь.
Разумеется, в тебя заложили
любовь к полётам, подумал Фальк. Те, кто вмешивался в твой геном. А
как иначе подготовить хорошего лётчика... Вслух он этого не
сказал.
Официантка забрала грязную
посуду.
— Мне тут не нравится, — Вера в упор
посмотрела на Ингвара. — Слишком шумно. Я, знаешь ли, привыкла к
пространству. И к тишине.
— Но ты здесь.
— Можешь списать это
на непостижимую женскую логику.
Фальк рассмеялся. И увидел, что
лётчица улыбается, склонив голову набок и глядя на него.
В этом взгляде сквозило что-то... необычное.
Они вышли на террасу.
В лёгкие ворвался свежий ночной
воздух.
— Ты живёшь в «Теневом
Отеле», — тихо произнесла Вера.
Впервые за время их встречи
Фальк удивился. Конечно, гостиниц в Арктиде было немного,
но они с Гранским соблюдали конфиденциальность.
А Вера — обычный пилот.
— Идём к тебе, — девушка прервала размышления Фалька. —
Расслабимся напоследок. Перед большой войной.
Собрались в конференц-зале.
Окна западного крыла выходили
на небольшую поляну, усеянную палой листвой и сосновыми
иглами. Дальше земля вспучивалась угрюмыми холмами, на которые
взбирались вековые сосны, перемешанные с кустарником. Стволы
смыкались, образуя монолитную зелёную стену. И вся эта масса
замерла в предгрозовой тишине, идеально вписавшись
в панорамное остекление. Оставшиеся три стены Дориан Стейвей
превратил в демонстрационные экраны.