- Нет, - продолжает Саня, и даже качает головой как бы не
соглашаясь, хотя Саблин ничего ему и не говорил, ни в чём его не
убеждал, - стати у китаянок нет. Понимаешь? Задов у них нет.
- Задов нет? – Уточняет Аким. Он, поначалу, не совсем понимает
куда клонит его товарищ.
- Ага, зады у всех плоские, ноги не стройные, короткие у всех, -
продолжает младший урядник Каштенков.
Аким на всякий случай ещё раз оборачивается на Юнь.
«Сашка дурак. Зад у неё отличный. Всегда на такое приятно руку
положить. Это просто станок пулемёта. Прекрасное сочетаний
лёгкости, надёжности и красоты. Таких задов не так много в станице.
– Уж Аким это знает наверняка. - И ноги у неё вообще не короткие,
немножко косолапая она... Это есть. И грудь у неё небольшая, тоже
есть, но она в свои-тогоды может и без лифчика ходить, как девка
незамужняя… В общем фигурка у Юнь отличная,
зря дурень на неё наговаривает».
- А мне нужна фактура. – Каштенков даже развёл руки и показал
какая «фактура» ему нужна. – Понимаешь?
- Понимаю, понимаю, что закусывать тебе нужно, - назидательно
замечает ему Аким, которому не очень-то нравился этот разговор. Он
не хотел бы ни с кем обсуждать «фактуру» Юнь. Но прекрасно понимал,
что все казаки, что приходят в чайную, смотрят на эту женщину.
Сравнивают её брюки в обтяжку или узкие юбки с одеждой своих жён и
всё время обсуждают хозяйку заведения. Всё время. И многие казаки
облизываются на неё . Вон Юрка Червоненко не даст соврать.
А Каштенков берёт вторую рюмку и всё никак не угомонится:
- Аким, вот не то…
- Да, понял, я понял, - говорит Саблин и тоже берёт рюмку. –
Твоя жена на восемьдесят кило тянет, а Юнь килограмм на шестьдесят,
калибр у них разный, и этот тебе не подходит…
- Вот, - Сашка поднял рюмку, - точная формулировка. Ну, для
разгона, - он задрал голову и буквально опрокинул рюмку,
выплеснув её содержимое себе в рот.
Аким тоже выпил, и едва проглотил водку, как вдруг почувствовал…
Нет, не качество водки… Он кожей почувствовал, что она стоит
рядом…
- Прапорщик… Давненько вас не было видно, - голос у неё высокий,
но его тембр с оттенком мягкой блестящей ткани. Он всегда нравился
ему. Будоражил.
Она стоит возле него, едва не касаясь его плеча бедром. Узкая,
как всегда, юбка, белая, как у городских, рубашка, из какой-то
невиданной материи. Губы алые, глаза накрашены, густые чёрные
волосы собраны над головой и заколоты на китайский манер длинными
шпильками с круглыми головками.