На что тот лишь хмыкнул и отодвинул
седзи, позволив войти внутрь.
Кабинет местного последователя
Гиппократа не впечатлял. Просто большая комната пять на шесть
метров, заставленная многочисленными шкафами, доверху забитыми
травами, порошками, бутылочкам и книгами, небольшой кушеткой,
предназначенной для отдыха больных, и стоящим посреди комнаты
столом, за которым сидел суховатый лысый мужчина, облаченный в
красный домашний халат и сострочено перебирающий многочисленные
травы и коренья.
– Осмотр – пять серебряных. – Не
понимая головы, начал говорить Куан, не отрываясь от своего
занятия. – Цена лечения будет озвучена после. Торговаться даже не
думай. Сколько назначу – столько и заплатишь.
– Хорошо, доктор. – Ответил я, подойдя
к кушетке и сев на нее, облокотившись спиной на стену. – Только
помогите. Пожалуйста.
Лишь после этого он поднял взгляд и,
не заметив меня перед собой, нахмурился, недовольно посмотрев на
лежанку. Однако стоило ему заметить мое состояние, а также бинты,
торчащее из-под одежды, как он сразу подскочил и поспешил ко
мне.
– Великие Духи, да на тебе же лица
нет. – Воскликнул он, подойдя и, схватив меня за руку, уложил на
кушетку, не обращая внимания на мой внешний вид. Видимо врачебная
этика затмила пренебрежение внешним видом. – Да ты горишь! Как ты
вообще умудрился дойти до сюда?! Так, что у тебя с
пульсом?
Зажав рукой запястье, он прикрыл
глаза, сосредоточившись на счете.
– 138 биений… Да твое сердце с ума
сходит! – Воскликнул он, смотря на меня круглыми от шока глазами. –
Нужно сбить жар! Срочно!
После этого он начал бегать по всей
комнате готовя различные составы, которые сразу после приготовления
заливал в меня. При этом готовил он их без помощи открытого огня,
кипятя их напрямую в чайнике и пиалах, что выдавало в нем опытного
покорителя, специализирующегося на тонком контроле своей
силы.
– Пей и спи. – Сказал он заливая мне в
горло пятый по счету настой, по вкусу напоминающий перебродивший
одуванчик. Не знаю, откуда мне это известно, но это было последнее,
о чем я успел подумать прежде чем провалиться в
беспамятство.
Организм, истощенный холодом,
сыростью, пытками и нервотрепкой последних дней, а также не
получивший должного лечения, сам вырубил меня, не желая слушать
никаких возражений. Сон, сон и еще раз сон.