— Если вы действительно так сильно любите друг друга, — осторожно начала я, — значит обязательно преодолеете все проблемы.
У меня не было цели просто подбодрить подругу пустыми обещаниями. Я, правда, хотела верить в то, что любовь способная на многое, что она существует не только на книжных страничках романтических историй, но и в реальности.
— Ладно уж, — махнула рукой Женька и перевернулась на живот.
Мы загорали с ней на пляже у озера. Погода сегодня была просто замечательная, особенно учитывая тот факт, что всю прошлую неделю лили холодный дождь.
— Лучше расскажи, ты как? Какие у тебя вообще планы?
Я только тяжело вздохнула и потянулась за солнцезащитным кремом. У меня мало того, что была бледная кожа, так еще такая нежная, что каждый лучик солнца или неосторожное прикосновение могли спокойно оставить на неделю след. Поэтому крем я решила не экономить.
— Работать. Теперь, когда универ остался позади, надо изо всех сил постараться закрепиться в городе. Квартиру нашла. А на работу меня взяли в ту же контору, где практику проходила.
— Это всё понятно. А на личном фронте как? — Женька с любопытством на меня поглядела.
— Никак, — коротко ответила я и принялась втирать крем в кожу на руках и ногах.
— Неужели за весь период учебы в универе ты так ни на кого и не запала?
— У меня не было времени западать. Я занималась учебой.
И это была чистая правда. Учитывая, что я родилась в крошечном городке, а мой отец зарабатывал небольшие деньги, за мое обучение платить было некому. Зато существовал другой вариант — пахать, как лошадь, чтобы сначала поступить на бюджет, а затем не слететь с него. В этой сумасшедшей гонке у меня попросту не осталось даже крошечного места для личной жизни. Впрочем, личная жизнь меня совсем не интересовала, потому что в ней не было его. Он не мог в ней появиться по многим причинам. Первая из них — огромная разница в возрасте. Вторая — он женат. Во всяком случае был, когда я видела его в первый и последний раз. Третья — он друг моего отца. Так что здесь без вариантов. И пусть хоть сто раз я закричу до жалящей боли в голосовых связках, что люблю его всем сердцем как последняя идиотка, это ничего не изменит.
Мне ничего не осталось, кроме как молча принять эту неизменность. Я запрятала свою наивную глупую влюбленность глубоко внутри себя и зачем-то сохранила ее. Не знаю, зачем и для чего. Но даже теперь, когда мне осенью должно уже стукнуть двадцать четыре, а о той восемнадцатилетней дурнушки Иларии не осталось и следа, я всё равно не могла представить рядом с собой другого мужчину. Не получалось.