— Зато имеешь привычку грубо вмешиваться в чужую жизнь. А если бы у меня дома муж был? Что тогда?
— Нет у тебя ни мужа, ни детей.
Ловлю, изучаю каждый его жест, манеру говорить, расслабленную походку. И мне все до невозможности нравится. Разве так бывает, чтобы сразу и вдребезги? Я давно запретила себе чувствовать, иначе отношения с Тимуром не вывезла бы. В сердце давно Северно-Ледовитый. А пришел Лешка и своей лучезарной улыбкой растопил глыбы льда. Вместо того чтобы жестко оборвать общение и зарубить зарождающиеся чувства, я, дурочка, с каждой минутой все больше проникаюсь к нему.
— Уже справки навел?
— Сразу же. Работа такая, — подмигнув, прячет меня за спиной, когда мимо нас проходит мужчина с огромным питбулем без намордника.
— Я сделала то же самое. Много интересного о тебе узнала, — мне нравится его провоцировать. Но шибанутый не ведется.
— Сразу говорю: все вранье, — ускоряя шаг, подходит к ларьку и покупает для нас чай.
— Спасибо, — принимаю стаканчик. — Ты же еще не знаешь, что там про тебя болтают.
— Боюсь представить, — нагло смотрит в глаза.
— Говорят, что ты бабник, — делаю глоток, и становится так тепло… или меня согревает близость мужчины?
— Был до встречи с тобой. А тебя увидел и присох.
Вот же балабол! Было бы мне лет восемнадцать я, наверное, с ума бы сошла от счастья. Но мне двадцать шесть, с меня давно сняли розовые очки и показали, что доверять можно только себе.
— А кто эта девушка, с которой ты из клуба вышел?
— Васаби, ты уже ревнуешь. Ну скажи же, что без ума от меня. Признайся. Осчастливь бедного мужика, а то я скоро худеть начну от тоски по тебе, — сначала горячее дыхание обжигает щеки, а после настырные губы накрывают мои.
Я таю, оказавшись в его объятиях. От близости мужчины становится тяжело дышать. Леша целует меня, а затем ловит растерянный взгляд. Мое уснувшее тело оживает в его крепких руках. Он сумасшедший, сумасбродный, и поцелуи такие же. И смотрит он так, словно сожрать хочет.
— Не дождешься. Пошли в машину, тебя трясет уже от холода, — пытаюсь освободиться, но куда там.
— Глупенькая моя, это не от холода, — сильная, немного шершавая ладонь проводит по щеке. Дергается кадык. Мы пожираем друг друга взглядами. — А от тебя. Сейчас будет мат, по-другому не скажешь. Я пиздец как хочу тебя. Сам не знаю, почему меня так клинит. И не ревнуй. Это женщина брата, — голос низкий, хриплый до мурашек. Во взгляде серьезность вместо привычного легкомыслия. И мне почему-то безумно хочется верить ему в данную секунду.