— Доброе утро, пап. Как самочувствие?
— Нормально, — снимает очки, откладывает свое чтиво. — Даже спал сегодня хорошо.
— Отлично. Что тебе приготовить на завтрак?
Несмотря на то, что в доме полно прислуги, я обожаю готовить. Для меня это способ привести нервы и мысли в порядок.
— Давай свою фирменную яичницу. Уж очень она у тебя вкусная.
— Будет сделано, — мою руки, завязываю фартук и достаю необходимые продукты. На долю брата тоже приготовлю, а то будет снова из моей тарелки воровать.
— И кофейку.
Услышав просьбу отца, откладываю нож сторону и подхожу к нему:
— А кофе не проси. Врач не рекомендует.
— Дожил, сыновья командуют. Я вообще право голоса имею в своем же доме? — ворчит он, размахивая газетой.
— Бать, конечно, имеешь, — обнимаю его за плечи. — Ты у нас еще о-го-го. Не ругайся. Сделаю я тебе кофе, только слабенький.
Я очень люблю и уважаю отца. Если бы он не забрал меня из детского дома, неизвестно, как сложилась бы моя судьба. Может, снаркоманился или в тюрягу загремел. Папа подарил мне совсем другую жизнь, а благодарным я быть умею. Он у меня мужик с характером, в прошлом не раз сидевший криминальный авторитет. Вот уже лет пять ему здоровье не позволяет заниматься делами, но все равно держит руку на пульсе и нам с братом периодически устраивает встряски. После того как мы с Ермаком появились в жизни отца, он отошел от криминала. Ну почти.
Сейчас мой братец Михаил Ермаков — или, как его все зовут, Ермак — один из крупнейших бизнесменов края. Ну а я прикрываю его спину.
Ставлю перед отцом тарелку с завтраком и кружку его любимого кофе.
— Сядь, — просит он.
Быстро расставляю тарелки для брата и, не забыв про себя, сажусь напротив отца.
— Я очень надеялся, что прошлое никогда не всплывет и не побеспокоит нас. Но, как видишь, ошибся. Михаил помешался на мести, и остановить мы его не можем. Двадцать лет назад, когда я вытаскивал своего сына из полыхающего дома, то поклялся, что завяжу с криминалом, если он выживет. Когда не спал неделями у его постели и видел раны, которые остались на его теле, мечтал собственным руками убить Терновского и всех, кто замешан в чудовищном преступлении против моего сына, — у отца в глазах застывают слезы. — Понимаешь, вот этими руками я хотел их задушить, — он поднимает дрожащие руки, а через секунду, сжав кулаки, бьет по столу, так что я подскакиваю на стуле. — Миша выжил, и я подарил им жизнь. А вот теперь жалею. Сейчас бы его сердце не сжирало пламя мести.