Корвалол Одеколоныч: Так как они сыграли?
Арчибальд: Не знаю, говорю! Наверно проиграли.
(звонят в дверь)
Корвалол Одеколоныч: Открой! Небось, к тебе пришли!
(Корвалол Одеколоныч ретируется в ванную комнату, а Арчибальд отворяет дверь, за которой стоят, пошатываясь и ухмыляясь, прилично нетрезвые Поганкин и Сметанкин)
Сметанкин и Поганкин (одновременно): Здорово, Свиблов Арчибальд!
Арчибальд: Здорово!
Сметанкин: А нет желанья выпить по чуть-чуть?
(достаёт из внутреннего кармана початую бутылку водки)
Арчибальд (впадая в раздумья и чуть заметный приступ лёгкой внутренней борьбы): Пить, иль не пить?! Пожалуй, нет! С отцом как следует попили мы вдвоём! Пошли вторые сутки, как не пьём! Вот только нынче чуть полегче стало. Ты не поверишь – еле отошли! Я думал сердце выпрыгнет на пятый день запоя! Плывут круги, и дрожь в колене и руках. А в зеркале себя увидел – просто страх! И чёртики вертлявые в глазах!
Поганкин (озабоченно): Неужто, правда, до чертей допился?
Арчибальд (смеётся): Да, нет, шучу!
Поганкин (испуганно): Так не шути, не надо! Средь алкашей бывалых есть поверье – нельзя шутить с Болезнью Белой, друг! (переходит на шёпот) А то, не дай-то бог, она услышит вдруг!
Арчибальд: И что тогда?
Поганкин: Кошмарная беда! Придёт сей час, окрутит разум, затуманит дурью. Не слышал, как приятель мой страдал?
Сметанкин: Тот, что в окне кобылу увидал?
Поганкин: Ага! Он помянул Горячку как-то к ночи – шутить изволил тоже, между прочим. Сначала бегал по квартире в неглиже, а после – конь в окне, на пятом этаже.