– Простите?
Шеф недовольно взглянул на нее поверх статьи.
– Вам что-то непонятно, мисс Эванс?
Она задрожала. Этот его тон… она нутром почувствовала неладное,
и холодный липкий страх охватил ее тело.
– Я ничего не понимаю, сэр. О чем вы говорите? Что значит,
«освободить рабочее место»? – казалось, чем больше слов она из себя
выдавит, тем скорее вернет себе контроль над телом, которое сейчас
ощущалось как будто не своим.
– То и значит. Вы уволены, мисс Эванс. И оставьте уже эти
разговоры, мы уже обсудили с вами этот вопрос, – сердито выпалил
начальник и шумно допил кофе.
Донышко чашки жалобно звякнуло о столешницу.
– Я впервые об этом слышу, сэр, – возразила Петунья, едва слыша
свой собственный голос через внезапно возникший звон в ушах.
Шеф снова посмотрел на нее, помолчал, пожевал губами, как будто
что-то вспоминая, а потом совершенно будничным тоном сказал:
– Действительно. Ну что ж, мисс Эванс. Вы уволены. И можете уже
идти. Идите, – он махнул на нее рукой, как будто отгоняя назойливую
муху, и уткнулся в документы, сразу же позабыв о ней.
Это отношение как будто окатило ее холодной водой. Петунья сжала
губы, сдерживая рвущиеся с них ненужные сейчас колкие слова, резко
поднялась и вышла, захлопнув за собой дверь. На звук обернулись
коллеги, и их жадное любопытство было почти физически ощутимо.
Фу, гадость.
Петунья передернула плечами, сбрасывая с себя это липкое
внимание, прошла к своему рабочему месту и с раздражением стала
допечатывать документ. Может, ей и хотелось бы разгромить тут все,
но, увы, не такова была Петунья Эванс.
– Эванс, – она обернулась на голос. В дверях стояла
дама-кадровичка, которая принимала ее на работу. – Зайди ко мне,
как закончишь.
Кивнув, Петунья забарабанила по клавишам с удвоенной силой, не
обращая внимания на просьбы коллег печатать потише. Самым
настойчивым она ледяным тоном ответила, что ей поручили выполнить
эту работу «как можно скорее», и от нее отстали. Краем глаза она
заметила, как столь нелестно отбритому коллеге сосед шепчет на ухо
что-то, стреляя глазами в ее сторону.
Они все знают, поняла Петунья, и гнев полыхнул в ней с утроенной
силой. Только с детства привитое ответственное отношение к любому
начинанию не позволило ей все бросить и уйти. А так хотелось!
Перепечатку она закончила в рекордные даже для себя сроки.
Поставив оглушительную точку и не потрудившись вытащить лист из
печатной машинки, Петунья смахнула свои вещи в сумочку и, пожелав
бывшим коллегам «приятно оставаться» таким острым голосом, что
чудо, что никто не порезался, вышла.