— Достаточно! — щёки Рыкова снова налились кровью.
Волков с торжествующей улыбкой достал из папки несколько листов,
исписанных аккуратным почерком.
— А вот это особенно интересно — обсуждение опытов на живых
людях, которыми Горевский пытался завлечь Александра, — мой кузен
повысил голос так, чтобы его услышали все присутствующие. — Прямое
нарушение параграфа седьмого Казанской конвенции о запрете
экспериментов над людьми! Плюс показания родителей других пропавших
студентов, подтверждающих, что их дети не уехали из города.
По залу пронёсся возмущённый ропот. Аристократы, ещё недавно
шокированные моим вторжением, теперь с отвращением смотрели на
распростёртого ректора.
— Позор вам, Михаил Борисович! — выкрикнул пожилой мужчина с
седыми бакенбардами, по виду — заслуженный профессор. — И это глава
прославленного учебного заведения? Вы растоптали гордое имя
Муромской академии!
— Подруга моей племянницы была среди пропавших студентов в
прошлом году! — дрожащим от ярости голосом произнесла дама в
изумрудном платье. — Никакого расследования так и не последовало!
Вы, Ипполит Сергеевич, уверяли всех, что пропавшие просто покинули
город!
Рыков оглянулся, встречая десятки осуждающих взглядов. Его плечи
поникли, а уверенность сменилась растерянностью.
— Здесь нет ничего… — начал было Горевский с пола, но его голос
утонул в общем негодовании.
Профессор с бакенбардами обратился лицом к высокому
благообразному мужчине с редкими волосами в безупречном фраке и
заявил:
— Глеб Михайлович, сделайте что-нибудь!
Тот решительно шагнул вперёд и обернулся к толпе.
— Если вы не знаете меня, то я — граф Левашов, председатель
учёного совета академии, — его низкий, поставленный голос заставил
всех притихнуть. — Именно дисциплинарная комиссия под нашим
контролем рассматривала дело об отчислении молодого Зарецкого.
Теперь у меня есть основания полагать, что ей представили
фальсифицированные документы. Я лично принесу извинения
пострадавшему и его семье. А сейчас требую немедленного задержания
ректора!
Рыков перевёл затравленный взгляд с графа на Горевского, затем
на меня. В его глазах читалась неуверенность. Очевидно, он привык
следовать указаниям свыше, а сейчас оказался в ситуации, когда
любое решение могло стоить карьеры.
— Господин Рыков, — мой голос звучал спокойно, но достаточно
громко, чтобы его услышали все, — вы стоите на распутье. Можно
попытаться замять дело и покрыть преступление, но тогда вся
ответственность ляжет на вас. Или можно поступить по закону.